Неуверенно кивнув, я взяла в руки пакетик с батончиком и глубоко вздохнула. В желудке образовалась противная, тянущая пустота, но тошноты, как ни странно, не было. Даже когда я вскрыла упаковку и откусила первый кусочек, организм не взбунтовался и не попытался выплюнуть это немедленно — что неслабо меня обрадовало.
Вообще, день складывался на удивление хорошо.
И с наслаждением жуя батончик, я не могла отделаться от чувства, что слишком уж это подозрительно.
А что же дальше?.
Я изо всех сил старалась не спать. Боялась, что город в этот раз может до меня добраться, запустить когти под кожу и уже не выпустить из своих цепких объятий.
Сидя у пирамидки, я смотрела на поднимающийся вверх дымок и следила за тем, как медленно темнота опускается на лес и меняет очертания деревьев, превращая безобидный шелест листьев в тихий злобный шепот, который настойчиво проливался в уши и скручивался где-то под грудью тугим холодным комком.
Карлос набрал для меня небольшую фляжку воды, но только после того, как ручеек подвергся всесторонней проверке; и даже потом мужчина пристально следил, не станет ли мне плохо, и держал наготове простой детокс.
Берта обходила поляну по кругу, вглядывалась в заросли и через несколько минут вернулась к костру.
— Подозрительно тихо, — пробормотала она. — Можно подумать, что мы где-нибудь на Кроксе. Тишина, благодать, вокруг плодородные поля и небольшие усадьбы переселенцев. А потом я вспоминаю, где мы вообще находимся, — и становится еще хуже.
— Возможно, завтра мы доберемся до нужного места.
— Скорее бы уже на Заграйт, — тяжело вздохнула Берта. — Как там окажемся, я подам отчет об этом секторе.
Я не решилась поднять глаза, потому что боялась найти во взгляде Карлоса такой же вопрос.
Может, он передумает?
Вдруг поймет, что не нужна ему такая обуза, в виде женщины и ребенка, что может разрушить всю его жизнь?
Тряхнув головой, я устыдилась собственных мыслей.
Карлос никогда ни словом, ни делом не позволял мне усомниться в своей решимости и преданности. Как я вообще могла подумать, что он способен на подлость после всего, что случилось?
Ай-яй-яй, Оттавия.
Пора бы уже перестать считать, что никто не желает тебе добра.
Вместе с дымом в небо подлетали искры, а граница между светом и мраком вокруг проступала все резче: через час уже можно было потрогать ночь рукой, погружаясь в нее, как в мякоть диковинного фрукта, пахнущего влажной землей и горечью древесной коры.
— Мои сорванцы никогда в жизни не поверят, что такое может на планете твориться, — взгляд Берты скользил по кромешной темноте, а в глубине зрачков женщины плескалась усталость и какое-то нечеловеческое умиротворение. Будто она приняла ситуацию и не собиралась лишний раз дергаться без крайней необходимости. — Будут смотреть на меня круглыми глазищами и говорить, что это все выдумки.
— У тебя наверняка целая пачка таких историй, — улыбнулась я. — В новых колониях всякое случается.
— Вот только еще никогда меня не пытались убить странные твари, которых не берут пули!
— Все бывает в первый раз, — усмешка Карлоса заработала ему шутливый подзатыльник от Берты. — Эй!
— Ох не каркал бы ты, Карлито!
— У компании появится повод задуматься о дополнительной защите своих колоний.
Берта только презрительно фыркнула.
— Пха! Ты вспомни все те колонии, где мы побывали. Компанию интересуют только разработки сциловых жил, новые минералы и знания. Больше ничего. Взять, к примеру, того же Илиаса. Сомневаюсь, что хоть кто-то вспомнит о его смерти через пару-тройку недель.
Упоминание Илиса больно кольнуло сердце. В кармане все еще лежал его талисман, и я думала, что мне с ним делать дальше.
Я не смогу похоронить погибшего как положено. Не смогу даже вернуться, чтобы его тело найти, ведь это значит, что придется снова ступить в лабиринт обезумевшего города, преодолев портал, а следовательно — еще раз погрузить себя в иную реальность.
Из горла вырвался сдавленный смешок.
Какое тело?
Нечто превратило его в кучку пепла, лишив всякой надежды на нормальные похороны.
Илиас навсегда останется узником этой планеты; возможно, его душа никогда не попадет к Садже. Он никогда не познает радость перерождения, не получит новую жизнь — и от этой мысли становилось горько и больно.
Я должна была что-то сделать.
И не могла.
Беспомощность. Это чувство будто вросло меня, пустило глубокие корни, мучая и отравляя.
— Слышащие — ценный ресурс, — неуверенно сказала я.
— Я знаю, что таких, как ты, все еще воспитывают где-то в застенках компании. Сколько уже выращено Слышащих, ты в курсе? А в курсе, что возраст их с каждым разом все меньше? Во имя Саджи, я однажды на задании увидела девчушку лет пятнадцати! Компания не ждет, — кивнула Берта. — Если бы вы были единственными, то относились бы к вам, как к фарфоровым статуэткам, а так…
Женщина махнула рукой.