Когда умирает свет

- Помню, конечно, - хмыкнула я себе под нос. - Забудешь тут, как ты голышом выскочил из палатки, с пушкой наперевес, и принялся орать на каменную глыбу прямо посреди лагеря.

Карлос подошел к расщелине первым. Ему пришлось стащить рюкзак и нести его в руке, а другой рукой держать оружие. И все равно на короткое пугающее мгновение мне показалось, что мужчина не втиснется в узкий проход. Иррациональный ледяной ужас захлестнул меня с головой и сбил с мысли.

Но вот Карлос медленно пробрался внутрь и двинулся вперед. Не без труда, конечно, но прочная, прошитая сцилом ткань его свитера не рвалась, даже напоровшись на острые белые выступы.

- Берти, ты замыкаешь! - крикнул он и посмотрел на меня: мол, шевели задницей, будешь идти в центре. - Я, между прочим, был в трусах.

- О, это все меняет!

- Я помню, как ты мучилась кошмарами, - говорил Карлос. - Ты едва тогда узнала, как меня зовут, а на вторую ночь заявилась в палатку, в слезах.

- Ты не слишком-то сопротивлялся.

Карлос ухмыльнулся и окинул меня таким взглядом, что я почувствовала, как краснеют кончики ушей.

- Ты выглядела слишком милой и беззащитной, чтобы выставить тебя вон.

- И ты поступил как настоящий рыцарь.

- Pues si! - Карлос остановился и осмотрел проход впереди. Я не могла видеть, что там творится, - фигура мужчины все заслоняла. Снова шагнув вперед, он одарил меня насмешливой улыбкой. - И тебе это помогло, правда?

В этом Карлос не врал.

Наша первая встреча действительно была странной. Я тогда только начала исполнять обязанности Слышащей. Первые руины, первое столкновение с живым, одичавшим камнем. Он не хотел подпускать мелкое непонятное человеческое существо, что взволнованно переминалось с ноги на ногу на пороге неизвестного.

И уж точно камень не хотел со мной говорить.

Было ли это из-за волнения, страха или из-за самого камня - но я и правда мучилась жуткими кошмарами. Они ни на секунду не отпускали меня, мешали и изматывали, а камень будто получал от этого какое-то извращенное удовольствие. Я могла поклясться, что слышала его смех.

Или все это было игрой воспаленного бессонницей и ужасами воображения? Кто теперь мог бы сказать наверняка?

И в одну ночь я не вытерпела. Разрываясь между отчаяньем, смущением и усталостью, я пришла к палатке Карлоса - дрожащая, жалкая и измотанная до предела. Откинула полог и встретилась с ним взглядом.

- Я хочу спать с тобой.

- Usted dira.

“Как скажете”.

Вот так вот. “Как скажете”. Тогда он еще обращался ко мне на “вы” - Саджа всемогущая, да мы едва знали имена друг друга! - но быстро бросил эту привычку в воображаемый мусорный бак и никогда к ней не возвращался.

Карлос просто подвинулся на узкой койке настолько, чтобы освободить мне немного места. А я свалилась прямо там и проспала без сновиденией часов пять, не меньше, беззастенчиво обвив мужчину руками и ногами, как вьюнок, уткнувшись носом в его шею.

- Я в тебя прямо тогда влюбился, - вдруг сказал он. - Где еще найдешь такую открытую и готовую просить о помощи женщину?

Карлос подмигнул мне, а я только хлопнула его рукой по плечу.

Нечего отвлекаться.

И смущать меня окончательно.

Берта рядом цветисто выругалась, ударившись об острый осколок камня.

- Гадство гадское! - прошипела она. - Понапридумывают коридоров всяких! Кто по этим узким лазам шарился, кошки местные, что ли?! Или их специально для врагов выдолбали?

Карлос не удержался от смешка, но улыбка мужчины быстро угасла, когда на противоположном конце прохода кто-то зарычал.

И я отчетливо услышала скрежет острых когтей.

Начало долгой дороги

Скрежет повторился, на этот раз ближе. Я замерла, вжала голову в плечи и прижалась к стене, будто могла пройти сквозь нее и убежать прочь.

Хрен там.

Я здесь надолго.

Извернувшись, я достала револьвер и обхватила его дрожащими ладонями, а Карлос, почувствовав мою возню, тихонько рыкнул:

- Без геройства, Оттавия.

- Тебя это тоже касается, - прошипела я в ответ, а где-то над нами снова противно заскрежетало.

Первое, что я увидела, - голову. Точнее, морду. Вытянутую, как иголка, и такую же узкую, рассеченную пополам тонкой ниткой рта. Пасть открылась, и я поняла, что она занимает чуть ли не всю длину от кончика “носа” до задней части большого каплевидного черепа, а это, на минутку, добрых два фута. Глаза существа были подернуты белесой пленкой, оно слепо тыкалось в камни над нашими головами и царапало твердую поверхность мощными когтями.

Тонкая вытянутая шея была будто создана для того, чтобы выдергивать добычу из узких проходов.

Мы - моллюски в панцире, а оно - открывашка, что могла нас с легкостью извлечь на свет и затем перемолоть острыми зубами.

Остальное тело было похоже на обезьянье - только с удивительно мощными конечностями

- совершенно безволосое, но при этом отблескивавшее на солнце странным подобием хитинового панциря - темного, рассеченного красноватыми прожилками.

Обезьянка носила “доспехи”. Что ни говори, а фауна на этой планете была с выдумкой. Можно даже сказать - извращенная.