– Ты уже ведь столько лет пашешь без остановки. Можно сделать небольшую паузу. Остановиться и сменить старые носки.
– У меня сухие ботинки. – Я глотнул еще пива.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Что-то я не помню, чтобы ты когда-нибудь брал для себя паузу.
– Стихийные бедствия и хаос – это ведь вся моя жизнь. Другие бегут от них…
– А мы всегда бежим им навстречу, – закончил за него я.
Поэтому-то мы с ним и создали ветеранскую группу по оказанию помощи при стихийных бедствиях. Мы работаем с тысячами волонтеров, которые посвятили себя той же самой цели, что и мы. Я всегда хотел служить на благо своей страны, и я и дальше продолжаю этим заниматься.
Кредо нашей команды «Феникс» состоит в том, что мы поддерживаем людей в самые трудные минуты их жизни. Есть определенная ирония в том, что я всегда искренне помогаю посторонним для меня людям, но при этом я подвел всю свою семью и особенно Лилу. Больше всего на свете я хотел стать ее героем. Вместо этого я стал страшным злодеем в ее жизни.
На организацию всего быта в Финиксе у меня ушло два дня. Если это вообще можно было назвать бытом. Материальной собственности как таковой у меня ведь практически не было. Все мои небольшие пожитки поместились в две большие спортивные сумки, которые я бросил на заднее сиденье своего пикапа.
В семь вечера я уже выехал из Финикса. За четырнадцать часов я проехал уже тысячу миль. Подъехав к большой больнице, я переоделся в чистую белую футболку, а футболку, заляпанную кофе, бросил в свою сумку и после этого уже с парковки написал маме сообщение.
Двери лифта медленно открылись, я вышел из него и сразу же угодил в теплые мамины объятия. Она обнималась прямо как профессионал и держала меня близко долго и крепко. От нее приятно пахло лавандой; этот запах успокаивал и согревал меня, напоминая о том, что вне зависимости от того, как все в моей жизни может повернуться, некоторые вещи не меняются никогда.
Когда мама наконец отпустила меня, она мягко положила мне руки на плечи, внимательно изучила мое лицо своими ярко-голубыми глазами и одарила меня своей блистательной улыбкой. Если не считать нескольких прибавившихся морщинок вокруг глаз и возле рта, она нисколько не изменилась. Ее волосы медового цвета были красиво подстрижены под каре, а кожа загорела от долгой работы в саду.
Она мягко похлопала меня по щеке.
– Ты просто загляденье!
– Что, я так здорово выгляжу?
– Замечательно! Я очень рада, что ты здесь! Наконец-то мне удалось собрать всех детей под одной крышей. – Ну хоть кого-то это радует. – Мы так давно не сидели за одним столом все вместе!
Уверен, что она совсем не хотела ни в чем меня обвинять, но я все равно немного почувствовал себя виноватым.
– Ты как раз немного разминулся с Джесси. Он поехал в аэропорт встретить Гидеона.
Я виделся с Джесси всего пару месяцев назад, когда он приезжал в Пеорию на свою гонку по мотокроссу, но Гидеона не видел уже несколько лет. У нас с ним был кардинально противоположный образ жизни, так что мы не имеем никаких точек соприкосновения. Несколько костюмов из шикарного шкафа Гидеона стоят больше, чем сейчас вся моя собственность. Джесси говорит, что он живет в модной и красивой квартире на Манхэттене и отдыхает в Хэмптонсе[10]
.– Теперь, когда ты к нам вернулся, может быть, ты найдешь ответы на свои важные вопросы.
Мы с мамой переплели свои руки и направились по коридору к палате моего отца. Его уже перевели из реанимации в обычную палату. По пути мама успела поздороваться с одной из медсестер, назвав ее по имени, и одарить ее дежурной улыбкой.
– Мне не нужны никакие ответы. Я приехал, только чтобы повидаться с папой и по возможности вам помочь.
– Я знаю. – Она нежно похлопала меня по руке. – Но ты даже не хочешь слышать их имена… Ты ведь многого не знаешь.
Я невесело усмехнулся:
– Мне достаточно того, что я сейчас знаю.
Мама громко вздохнула:
– Ты все такой же упрямец.
Я не стал никак комментировать эту реплику. Устраивать громкие дебаты по поводу того, кто прав, а кто виноват, мне совсем не хочется. Тем более стоя возле папиной больничной палаты.
– Он будет очень рад с тобой увидеться! Его недавно отключили от аппарата искусственной вентиляции легких. Теперь он лежит, ворчит и жалуется на то, что надолго застрял в больнице. Но доктор говорит, что с ним все хорошо! – Она с облегчением мне улыбнулась. – Пойду возьму себе кофе. Оставлю вас ненадолго наедине.
Она еще раз похлопала меня по руке и энергичной походкой направилась прочь, вскоре исчезнув за очередным углом.
Я нажал на металлическую дверную ручку и зашел к папе в палату. Он открыл глаза и посмотрел в сторону дверного прохода. Я подошел ближе к кровати.
Мы с папой никогда не обнимались. Самое большее, что мы могли себе позволить, – это немного приобнять друг друга одной рукой и похлопать друг друга по спине. Сегодня не надо было делать и этого. Папе в руку до сих пор была воткнута игла от капельницы, и ему только что разрезали всю грудную клетку.
– Привет, мой старичок. На что только не пойдешь, чтобы привлечь к себе внимание.