Он немного усмехнулся, и его тут же передернуло от острой боли. Я сразу же пожалел о шутке.
Взяв стул, подвинул его к его кровати и сел напротив двери. Я до сих пор не могу сидеть к ней спиной.
– Кого это ты сейчас назвал старичком? – Его голос был немного хриплым и шероховатым, словно слова причиняли ему небольшую боль. – Я все еще могу надрать тебе задницу.
– Ни на секунду в этом не сомневаюсь.
– Так вот что нужно было, чтобы ты приехал. Я должен одной ногой находиться в могиле.
– Не преувеличивай, ты далек от этого, – фыркнул я. – Выглядишь сейчас так, будто вот-вот пустишься в веселый пляс.
Его рот растянулся в улыбке. В папиных темных волосах прибавилось немного проседи, он был бледнее, чем обычно, но его могучее телосложение никуда не испарилось, и он почти не изменился с нашей последней встречи, которая была почти год назад. Но я не могу даже припомнить того, чтобы папа хоть раз простудился или взял отгул на своей работе, поэтому мне было очень непривычно видеть его лежащим в больничной сорочке и зависящим от помощи посторонних людей.
– Как ты сейчас себя чувствуешь?
– Хочу убраться отсюда, и поскорее.
Он даже кислородную трубку уже выдернул из носа. Вот же упрямец.
– Да, в больнице, конечно, не очень весело. – Я опустил глаза на монитор, на котором отображалось его сердцебиение. Ровные гудки заверили меня, что папино сердце сейчас бьется спокойно и размеренно. – Скоро тебя выпишут.
– Они пригрозили мне, что будут держать меня здесь еще целых две недели!
– Представь, что у тебя сейчас отпуск. Просто немного отдохни и позволь им позаботиться о тебе.
Он невесело хмыкнул. Да уж, не повезло работникам этой больницы, которым предстоит ухаживать за папой еще две недели. Он скоро на стенку от скуки полезет.
– Я рад, что ты наконец-то дома, сын.
– Я рад, что вернулся, – соврал ему я.
– Надеюсь, что ты останешься здесь с нами.
От этих слов меня охватил дикий ужас.
– Я здесь сейчас. Не перегибай палку.
Он опять немного рассмеялся, и его смех перерос в кашель. Черт.
– Не смейся. Это приказ доктора.
Я наполнил чашку теплой водой из кувшина, стоящего на прикроватной тумбочке, и приложил к папиным губам маленькую трубочку. Он сделал несколько глотков и устало откинулся на подушку, изнуренный от усилий, которые ему пришлось приложить, чтобы немного попить. Я поставил чашку обратно на тумбочку.
– Чувствую себя беспомощным младенцем.
– Скоро ты будешь совсем как новенький.
Он утвердительно кивнул, и воцарилась приятная тишина, но я видел, что папу сейчас одолевают раздумья.
– Я горжусь тобой и твоей работой. – Он немного откашлялся. Папа не был силен в комплиментах. – Ты настоящий молодец.
Насчет этого я был не уверен. Много лет я был кем угодно, но не молодцом.
– Что ж, когда достигаешь дна и ниже падать уже некуда, остается только двигаться вверх.
– Мы с тобой оба знаем, что это не совсем так.
Папа был прав. За последние шесть лет уже двое человек из моего отряда покончили жизнь самоубийством. Я сам был так близок к этому, чтобы стать еще одной единицей из этой статистики.
Мне поставили страшный диагноз «посттравматическое стрессовое расстройство». Оно не могло просто взять и исчезнуть. У меня все еще есть небольшие триггеры, которые выводят меня из себя. Мне до сих пор часто снятся кошмары, от которых я просыпаюсь в холодном поту и чувствую себя так, будто вот-вот умру. Фрагменты прошлого все еще ярко вспыхивают у меня в голове.
Мне сказали, что, возможно, это никогда не закончится. Но теперь это случается со мной не так часто. В течение последних нескольких лет я много и сознательно работал с психологом и научился сводить свои симптомы к минимуму.
Каждый день я встаю и живу дальше. Каждый день я сознательно уделяю время своему психическому здоровью. Само по себе это уже большая и важная победа для меня.
– Ты сейчас жалеешь? О том, что пошел в корпус морской пехоты? – спросил меня папа. Обычно мы с ним не ведем таких разговоров, никаких глубоких философских бесед. Но теперь он вдруг решил затронуть эту тему, которую мы никогда с ним не обсуждали. – Я не раз задавался важным вопросом, не поступил ли ты на военную службу из-за тех дифирамбов, что я ей воспевал. Ты пошел туда из-за меня?
– Нет. Это было мое собственное решение и выбор. И я ни о чем не жалею.
Не знаю, поверил ли он мне сейчас, но не было никакой необходимости в том, чтобы вешать на него такую вину за мое решение.
Честно говоря, я был очень хорошим пехотинцем, и пока я служил в Корпусе, мне все очень нравилось. А вот после возвращения домой начались большие сложности, и, к сожалению, все случилось так, что место, которое я всегда очень любил, превратилось в мое собственное поле боя. Вместо того чтобы оставить ту войну позади, я превратил нашу домашнюю жизнь в настоящий ад.
– Я служил в пехоте немного в другие времена, – сказал папа. – Меня никогда не отправляли в зону боевых действий. Если ты сделал это действительно из-за меня, то прости.