Мой пульс вдруг достиг небывалых высот, а вся кровь прилила из головы прямо к пульсирующему члену. Она все еще тихо спала, лежа на боку. Обнаженным скользнув под одеяло, я обнял ее рукой за талию и прижался крепко к ней сзади. Я толкался ей в спину, а мой член стоял до боли.
Чем дольше я сейчас буду терпеть, тем слаще будет потом вознаграждение.
Я поласкал ее между ног, наблюдая за ее спящим лицом. Ее рот расслабился, но ее глаза были все еще закрыты. Это меня даже не смутило. Она уже была мокрой для меня. Я просунул палец в ее горячее лоно, нежно потрогал ее, и она громко застонала, когда я нажал большим пальцем на ее мягкий клитор.
– Доброе утро, – хрипло сказал я, нежно поцеловав ее в шею.
– И тебе доброе утро, – прошептала она и потерлась своей сексуальной задницей прямо о мою эрекцию.
Здорово. Лила была не против. Я повернул ее на спину и дернул ее трусики, разодрав хлопок, так мешающий мне поскорее проникнуть в нее, и она взвизгнула. Я уткнулся головой меж ее бедер и насладился ее неимоверным вкусом, попутно толкаясь в наш матрас в поисках трения для моего каменного стояка. Я продолжал иметь ее пальцами и ртом. Ее ноги задрожали, бедра прижались к моей голове, а киска крепко сжалась вокруг моего языка.
– О боже! – закричала она.
– Вот так, малышка!
Ничего не сказав, я перевернул ее, поставив на четвереньки, и резко вошел в нее.
– Черт, да!
Я вбивался в нее, крепко вцепившись ей в волосы. Другой рукой я потирал ее бугорок, и вскоре она начала двигать бедрами назад, встречая задницей каждый мой сильный толчок. Откинув голову назад, я громко взревел и излился внутрь ее. Ее руки не выдержали давления, и она упала на матрас, выставив свой зад.
Но мне все еще было мало.
Секс никак не унял меня. Пару секунд спустя я вышел из нее, встал и принялся ходить нервно по комнате, запустив руки себе в волосы. Этого было мало. Мне было нужно еще. Я был неутомим, как двигатель, работающий на всю свою полную мощность. И я уже слишком разогнался, чтобы остановиться.
– Что ты делаешь?
– Пойдем примем душ.
Лила зевнула и закрыла глаза, свернувшись калачиком, как котенок.
– У меня выходной. Я сильно хочу спать. Иди ко мне в постель.
– Ну уж нет! – Я поднял ее и закинул себе на плечо.
Я включил теплую воду в душе, схватил ее за бедра и поднял. Ее ноги крепко обвили мою талию. Я с силой прижал ее спиной к плиточной стене и сразу же принялся вдалбливаться в нее изо всех сил. Она стала царапать мою кожу своими ногтями.
– О да, детка! – зарычал я. – Сделай мне очень больно, пролей мою кровь!
– Я не… Джуд! – задышала она, сильно вцепившись пальцами мне в волосы.
Я был очень безжалостен и отказывался заканчивать или замедляться. Я хотел еще.
Еще. Еще. Еще больше. Больше всего.
Мне нужно было почувствовать себя живым.
Она резко выгнула спину и закричала, но я едва ли услышал ее. Я не почувствовал боли от ее острых ногтей, впившихся в мою кожу. Я не почувствовал той боли, когда она вгрызлась зубами мне в плечо. Все, что я чувствовал, – это то, что мне нужно было поскорее спустить в нее.
Я излился с громким рыком и сильно уткнулся ладонями в плитку по обе стороны от ее головы, чтобы удержать свое равновесие. Уронив голову ей на плечо, я пытался поскорее отдышаться.
– Отпусти меня, – тихо сказала мне Лила. Из-за шума в ушах я почти не слышал ее тихий голос. Она резко толкнула меня в плечо. – Джуд! Отпусти меня!
Я поднял голову вверх и несколько раз моргнул. Ее лицо из расплывчатого пятна сразу же стало ясным.
– Ты такая бомба, Бунтарка. Я хочу остаться внутри тебя навсегда. Хочу, чтобы ты перебудила всех соседей, выкрикивая мое имя.
Она печально покачала головой. В глазах ее стояли слезы.
– Да кто ты вообще такой?
Мне было нечего ей ответить. Взяв за талию, я снял ее с себя и опустил. Она встала под теплую струю душа, закрыв глаза и обняв себя руками. Она сейчас мечтает защититься. От меня.
Почувствовав, что она хочет побыть в душе одна, я вышел из ванной.
Я надел чистые джинсы и футболку. Вода в душе не замолкала. Я быстренько закинулся новой дозой наркоты из своего тайника; мне нужно было еще совсем немного. Я внимательно осмотрел себя в зеркале над комодом, удостоверился в том, что ничего не заметно, и направился на кухню. В моем животе заурчало. Вообще я был не очень голоден, но мне хотелось сделать приятно своей Лиле, поэтому я принялся готовить нам завтрак. Своеобразный жест мира и любви. Жалкая попытка сделать вид, что у нас все нормально.