Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

Максим тихонько сел на кровати и, стараясь не шуметь, принялся обуваться. Из соседей по комнате в эту ночь в казарме были двое: щуплый русоволосый парнишка лежал на нижней дальней койке, раскинув руки, так что одна свешивалась почти до пола. Болотец, высокий и худощавый, как все представители его расы, спал через одну кровать от Макса, на верхнем ярусе, свернувшись клубочком и сунув под щёку обе ладони.

Вообще-то формально младший страж не имел официального назначения на текущую вахту, но десятка Шустала была поставлена в оперативный резерв, поэтому Максим слонялся между офицерским и солдатским залами, а затем, когда командор отправил Иржи с его людьми обойти все посты и доложить обстановку, Макс, скучая и не зная, куда себя деть, решил вздремнуть.

Теперь, впрочем, он уже не был уверен, явился ли его сон простой потребностью организма — тем более что час-то был «ведьмин» — или же это был результат усилий Хеленки. Собственно, парень даже не был уверен, что случившееся можно в полной мере отнести ко сну. К тому же он прекрасно помнил и весь разговор, и наставления, полученные от молодой ведьмы.

Максим вышел через главную дверь и остановился на крыльце. Сегодняшней ночью охрана моста досталась пану Земану — это был мужчина лет пятидесяти, плотного, немного рыхлого телосложения, с вечно полуприкрытыми, будто сонными, глазами. Максу он больше всего напоминал коалу, только без больших ушей. Даже волосы у пана Земана были сероватыми от седины. Однако, по словам Иржи, сонный вид и неторопливость у этого капрала в нужный момент сменялись кипучей деятельностью, причём действовал Земан всегда толково и рассудительно.

Тут же оказался и ротмистр Бочак, тихо беседовавший с капралом о каких-то общих делах и знакомых. Завидев младшего стража, он раскланялся с паном Земаном — тот пошёл проверять дежуривших в арке на мосту солдат — и подошёл к Максиму.

— А, пан Резанов! Доброй ночи. Я думал, вы давно дома.

— Да вот, решил остаться. Спать я и в казарме могу.

Всё лицо пана Бочака выразило трагическое осуждение такого решения:

— В казарме? Когда есть домашняя постель и горячий завтрак? Я слыхал, пани Резанова — изумительная хозяюшка.

— Так и есть, — улыбнулся Максим, прикидывая про себя, сколько из слыхавших о хозяйственности Эвки видели вживую дочь водяного, которая, похоже, никогда не покидала родительского дома. — Пан ротмистр, разрешите вопрос?

— Конечно, сударь.

— Вы встречались с тем, кто пятнадцать лет назад прибыл в Прагу? Ну, как я?

— Встречался, — подтвердил пан Бочак.

— Это был мужчина?

— Нет, женщина. Молодая и довольно миловидная. Жгучая брюнетка, к тому же синеглазая — знаете, в Испании такие панны иногда рождаются среди кастильской знати.

Макс удивлённо посмотрел на ротмистра, подумав про себя, что не худо бы при случае уточнить у рыжеволосой и зелёноглазой Хеленки, каким образом и почему она так радикально сменила имидж.

— А как её звали?

Пан Бочак глубоко задумался. Потом растерянно покряхтел, подпёр подбородок рукой — и ещё несколько минут думал. Затем виновато развёл руками:

— Из головы вылетело. Простите, но не помню, хоть убейте.

— А куда её отправили, пан ротмистр?

— Вот это помню. Я ведь и встретил её только потому, что был назначен сопровождать панну в Чески-Крумлов.

— То есть на женщин закон о зачислении в ночную вахту не распространяется?

— Сами понимаете, как бы она могла нести службу наравне с мужчинами? В то время пан Вилем Рожмберк как раз стал высочайшим бургграфом и… — пан Бочак запнулся, но, решив, что Максиму можно сообщить такую информацию, понизил голос и закончил:

— … и по договорённости с императором открыл в своей резиденции в Чески-Крумлове что-то вроде школы для девиц, склонных к наукам, желающих изучать травы, медицину, математику, а, может, даже алхимию.

— С чего бы вдруг? — удивился Макс. — И почему не в самой Праге?

— Пан Резанов, посудите сами, — усмехнулся ротмистр. — Наш император — истовый католик. Папа и католическая церковь не поощряют такой образ мыслей и жизни у женщин. Собственно, они не слишком-то поощряют и научные изыскания, которые Рудольф Второй развил у себя в Граде, но с этим, скрепя сердце, мирятся. Однако женское обучение, мыслящие женщины… Это же потрясение основ.

— Но император, как человек дальновидный, решил просто не выставлять напоказ это самое потрясение? — заговорщически улыбнулся Максим.

— Именно так, — подмигнул ему пан Бочак. — Насколько мне известно, школа в Чески-Крумлове действует до сих пор. Но вот там ли та панна, которую я отвозил — сказать не берусь. А почему она вас заинтересовала?

— Просто любопытно было бы узнать, кто она, откуда. Всё-таки мы земляки.

Ротмистр понимающе кивнул:

— Тоскуете по дому?

— Пожалуй. Немного.

— Откуда вы родом? Фамилия вроде бы славянская.

— Из России. Хотя, наверное, в нынешних условиях правильнее будет сказать — из Московии.

— О! Один мой дальний родственник отправился в своё время на службу к царю московитов.

— И как?