Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

Макс слышал топот спускающихся ног на лестнице, но судьба последнего нападавшего его уже не беспокоила: из разбитого флакончика, быстро растекаясь и расползаясь в дверном проёме, разливалась мгла.

— Такое возможно? — неуверенно спросил младший страж у ротмистра, отступая на шаг. Пан Бочак с интересом окинул взглядом нового противника и пожал плечами:

— Кошмар есть кошмар. Правда, я не слыхал, чтобы их упаковывали в склянки.

В дверном проёме стояла косматая тварь, очертаниями отдалённо напоминающая волка на задних ногах. Существо было высоким, ему пришлось пригнуться, но всё равно загривок и мощные плечи упирались в верхнюю притолоку. Жёлтые глаза переходили с одного человека на другого, оскаленная пасть будто усмехалась. Потом тварь втянула ноздрями воздух и, почуяв запах крови, издала глубокий протяжный вой.

Ротмистр недовольно скривился и сплюнул:

— Не попадитесь ему на зуб, сударь. Даже такой оборотень — всё равно оборотень. Лекарства от этого нет.

Оборотень прыгнул. Макс отскочил назад, пан Бочак метнулся вправо, стараясь обойти тварь сбоку. Кошмарный волк приземлился на четыре конечности, словно причудливая горгулья на крыше собора, и тут же развернулся к ротмистру, сочтя того, видимо, наиболее опасным. Пан Бочак усмехнулся. Над усами на коже блестели капельки пота, выдававшие напряжённое ожидание. Скьявона указывала лезвием в пол и выглядела совершенно незначительным препятствием.

Оборотень прыгнул снова. Клинок ротмистра взметнулся змеёй, пропорол лохматый бок и не дал твари закончить прыжок. Волк перевернулся на лету, грузно рухнул на пол и по инерции проскользил по нему ещё с метр, собирая на шкуру осколки стекла и глиняных горшков. Не давая противнику опомниться, пан Бочак подскочил к нему и четыре раза по рукоятку вогнал скьявону в косматую шкуру.

На пятом ударе когтистая лапа отшвырнула ротмистра, он перелетел через опрокинутый стол и остался лежать неподвижно. Максим переместился правее, стараясь одновременно закрыть от твари и Бочака, и Фауста, но уже прекрасно понимая, что это усилие пропадёт даром. Оборотень, по-видимому, вообще не чувствовал боли от полученных ран, и даже не потрудился вытащить из тела засевшую в туше скьявону.

Жёлтые глаза внимательно посмотрели на Макса. Зубастая пасть раскрылась ещё шире, послышалось сиплое прерывистое дыхание: волк смеялся. Потом челюсти клацнули и оборотень медленно, наслаждаясь превосходством, направился к человеку.

Фауст, бормоча себе под нос что-то на незнакомом младшему стражу языке, перестал зажимать рану на плече и, кривясь от боли, потянулся за своей бутылью. Чуть дрожащая рука нашарила стекло, подтянула сосуд к себе, подняла — и, выкрикнув скороговоркой какую-то гортанную абракадабру, чернокнижник бросил бутыль в оборотня.

Соткавшийся из мглы волк, как и прочие порождения кошмара, похоже, был глуп. Он не попытался ни увернуться, ни отскочить в сторону, ни даже отбить летящую в него бутыль. Сосуд же, выглядевший прочным и толстым, от прикосновения к косматой шкуре раскололся на тысячи искрящихся осколков. Жемчужно-белое содержимое вихрем завертелось перед оборотнем, моментально опутав его множеством то ли нитей, то ли щупалец.

Фауст с презрением пробормотал ещё несколько слов — и тварь с жутким воем вспыхнула белым пламенем. Миг — и в комнате не осталось ни волка, ни содержимого бутыли. Максим склонился над ротмистром, пошарил пальцами у него на шее и, к своему облегчению, ощутил биение пульса.

— Поставец, левая дверка, первая полка снизу. Зелёный флакончик. Сойдёт за нюхательную соль, — предложил чернокнижник, снова зажимая рану на плече. — Чистые полоски холста — вон в том сундучке в углу. Вот дрянь! — он посмотрел на потолок и Макс, тоже подняв голову, увидел над лабораторным столом внушительную дыру, в которую заглядывал клочок звёздного неба. — Теперь мне ещё и крышу ремонтировать! — пожаловался Фауст.

* * *

По счастью, пан Бочак отделался только лёгким сотрясением, и после пресловутого зелёного флакончика, от которого по комнате поплыл явственный запах аммиака, быстро пришёл в чувство. С чернокнижником дело обстояло хуже: пуля засела в плече и требовалось её извлечь. Фауст несколько минут яростно препирался с ночными стражниками, настаивая, что сам себе сделает операцию. Однако потом всё-таки сдался и принялся требовать, чтобы его проводили к доктору Игнациусу, в дом «У падающей звезды», между Новоместской ратушей и Конным рынком.