— Про служанку, которая жила в доме на бывшем монастырском кладбище, и каждый вторник и пятницу видела ночью процессию призраков, выходящих из подвала дома, идущих по кладбищу и потом возвращающихся в подвал. Говорят, их было так много, что когда первые в процессии уже спускались по лестнице вниз, последние ещё выходили и выходили из… — Макс осёкся, наткнувшись на недоверчивый взгляд капрала. — Что?
— О каком кладбище речь? Там их два. Гаштальский погост, при костёле, и севернее него монастырское кладбище, внутри стен обители. Но ни на одном нет никаких жилых домов.
Парень прикусил губу, коря себя за очередную неосторожность. Потом, посмотрев по сторонам и понизив голос, сказал:
— Пан капрал, вы ведь знаете, что я иноземец?
— Так что с того? Я сам не из Праги. Я русин, — усмехнулся псоглавец. — Да к тому же православный.
— Вы меня не так поняли, пан капрал. Я в ночной вахте приказом, в соответствии с законом.
— Ааа… — многозначительно протянул Соботка. — То есть это легенды из ваших мест?
— Да.
Киноцефал некоторое время шагал, задумчиво глядя себе под ноги. Потом снова посмотрел на Максима:
— И на сколько же лет вперёд получается?
— Без малого пятьсот.
— Пресвятая Дева! — перекрестился капрал. — Тогда понятно. Значит, не будет Анежского монастыря?
— Почему? Будет, — Максим старался припомнить, что он читал об истории тех мест. — У нас, по крайней мере, его в конце концов восстановили, хотя и не как обитель, а как памятник архитектуры. Есть, к примеру, легенда, что во времена, когда монастырь застроили домиками для бедноты и отдали в аренду мастерским…
Псоглавец печально покачал головой.
— … то призраки монахинь приходили в колокольную мастерскую всякий раз, когда там отливали новый колокол. Говорят, сама святая Анежка благословляла ещё остывающий в форме в земле колокол, а потом одно из привидений непременно оставалось бдеть до рассвета с маленькой лампадкой в руке, приглядывая за работой колокольных мастеров.
— Красивая легенда, — одобрил пан Соботка, как всегда, раскатывая на языке букву «р». — И правильная. Хотя всё равно жаль, что монастырь не возродится.
— Возродится, до полного закрытия ещё далеко. К тому же когда я попал сюда, мне сказали, что здешняя история и география не обязательно повторяют привычные мне. Может быть, у вас кларисски с Тына уже через год-другой получат обитель в своё управление, и она не закроется больше никогда.
— Может быть, — согласился капрал.
Улочки, по которым они теперь шли, были гораздо менее людными, чем ближе к центру Старого Места. Слева тянулась потрескавшаяся, с отвалившейся штукатуркой, стена Еврейского города — то ли поставленная, чтобы не выпустить обитателей Йозефова за отведённые им границы, то ли, напротив, призванная защитить их от погромов со стороны соседей. Справа тянулись низенькие домики, редко какой из них достигал двух этажей: у большинства вместо второго этажа имелась лишь мансарда под крышей, глядящая на прохожих крохотными подслеповатыми окошками.
Затем стена Еврейского города отклонилась к западу и исчезла в застройке, а маленькие домики потянулись уже по обоим сторонам улицы. Впервые в Праге Максим увидел пробивающуюся среди булыжников мостовой траву, а на следующем перекрёстке части мощения в центре не было вовсе. Там возвышался поросший травой холм, на котором паслись три тощие грязные козы.
Невольно возникало чувство, что город кончился, и потянулись сельские предместья — но Макс точно знал, что это всё ещё Прага, всё ещё Старое Место, всё ещё внутри древних стен с тринадцатью воротами. На улицах стали попадаться даже деревья, старательно заполнявшие отведённое им людьми пространство, и тянущие к небу кривые узловатые ветви в попытке поймать больше света.
Костёл Святого Гаштала производил тягостное впечатление. Витражные окна давным-давно были разбиты, в тёмных провалах лишь кое-где остались куски свинцовых переплётов. На крыше недоставало черепиц, и внутрь, должно быть, попадали снег и дождь. Непогода и время полностью смыли со стен остатки штукатурки, открыв взору серовато-жёлтые камни старинной кладки. Правда, с западной стороны, у башни, виднелись наполовину обвалившиеся строительные леса, а разросшиеся на церковном погосте деревья красотой осеннего наряда сглаживали печать запустения, придавая костёлу печальный и романтичный вид.
— Пан капрал, не знаете, кто хотел его отремонтировать?
— Утраквисты, — пояснил Соботка. — Потом дело застопорилось, но я слышал, что они не оставляют своих намерений. Поговаривали даже, что уже следующей весной начнутся работы.
Дроги миновали ворота в кладбищенской стене и остановились на маленьком пятачке. Дальше среди покосившихся надгробий разбегались только узенькие тропки, поросшие пожухлой травой и уже начавшие укрываться первыми палыми листьями.
Солдаты откинули полог и сгрузили с дрог несколько кирок и лопат, а также два тела, завёрнутых в холсты и перевязанных верёвками. Затем конвой направился вглубь кладбища, к южной стене костёла. Не доходя до здания метров десять, пан Соботка выбрал свободный клочок земли и указал на него: