Дверь домика открылась. Старый каббалист обвёл взглядом отряд и, остановившись на двух приятелях, приветливо улыбнулся:
— Доброго вам вечера, паны стражники. Прошу, окажите честь, — рабби Лёв слегка поклонился, одновременно делая приглашающий жест рукой.
Глава 20
Бенедиктинские ворота
В маленькой комнатке, служившей кабинетом, почти всё пространство занимал большой стол, заваленный книгами и свитками. Рабби Лёв извлёк из простенка между книжными полками пару складных стульчиков-савонарол и, ловко раскрыв их, предложил гостям. Сам каббалист, обойдя стол, уселся на не слишком удобный с виду, и явно тяжеленный, деревянный стул с узким сиденьем и высокой спинкой. И сиденье, и спинку покрывала затейливая резьба, в которой местами угадывались еврейские буквы и очертания каких-то фантастических зверей.
— Как прошлая ночь, пан Бецалель? — поинтересовался капрал.
— Хвала Всевышнему, — отозвался старик.
— Значит, я расставлю людей на обычные посты, — удовлетворённо кивнул Шустал.
— Пан Бецалель, — заговорил Максим. — Я попросил поставить меня в сегодняшнюю вахту, чтобы спросить у вас…
— … почему с дочерью пана Кабурека произошло то, что произошло?
— Да, — Макс замялся, но, понимая, что время не терпит, продолжил:
— Она ведь очень добрая. Совершенно безобидная. Не могу представить, чтобы Эвка кому-нибудь причинила зло, да ещё такое, за которое нужно было бы так сурово наказывать.
— Не нам судить, кто невинен, — спокойно заметил каббалист. — Но в случае с пани это не наказание.
— Что же тогда? Проклятие? Каждую ночь в «ведьмин час» она снова становится прежней, — рассказывал Максим, чувствуя, как при этих словах на него с изумлением уставился Шустал. — Значит, случившееся можно обратить вспять?
— Прошлое, пан Резанов, нужно оставлять прошлому. О нём надлежит помнить, ибо такая память делает нас чуточку мудрее. Но с ним бессмысленно сражаться. То, что случилось — уже случилось. Зато от нас зависит то, чему ещё только предстоит случиться.
Макс лихорадочно обдумывал услышанное. Потом мрачно посмотрел на старика:
— Вы ведь знаете, кто в этом виноват. Так? Но не скажете мне их имён.
Рабби Лёв легонько улыбнулся:
— Пани Хелена объяснила вам этот урок. Однако вам следует знать, что я не страшусь имён. Я страшусь того вреда, который эти имена способны принести моему народу, особенно тогда, когда меня уже не будет на свете.
— Кто такая пани Хелена? — поинтересовался Иржи. — И почему вас вдруг должно не стать на свете? Вам угрожали?
Улыбка старика стала шире:
— Вы молоды, пан Шустал, а молодости свойственно забывать о том, о чём неустанно помнит старость: что человек смертен. Однажды я уйду, как и все прочие, но у тех, о ком мы говорим, долгая память и достаточно терпения, чтобы дождаться своего часа для мести.
— Значит, вы ничем нам не поможете, — Максим старался говорить спокойно, но в голосе всё-таки сквозили нотки разочарования. Старый каббалист о чём-то задумался и некоторое время молчал, внимательно разглядывая младшего стража. Затем с такой же тщательностью изучил Шустала, которой от пристального взгляда рабби Лёва нетерпеливо заёрзал на своём стуле. Наконец, раввин заговорил:
— Пани Резанова, — от такой формулировки Макс невольно вздрогнул, поскольку прежде подобным образом Эвку называли лишь раз: её отец, в день появления парня на Кампе, — увидела то, что не должна была видеть, и услышала то, что слышать не следовало. Вам не нужно исправлять прошлое, вам следует созидать будущее, — он замолчал и выжидающе посмотрел на младшего стража.
— Солнце? — сообразил Максим. — Эвка изменилась, когда утонуло солнце. Но ведь даже сам пан Кабурек сказал, что не в состоянии поднять солнце из Чертовки!
— Он совершенно прав, — кивнул каббалист. — Управлять светилом не под силу одному-единственному существу. И потом, солнце — это вовсе не вода, а та вода, в которой оно утонуло, давным-давно утекла, рассеялась в море и в небе, пролилась дождями, замёрзла в снегах.
— Вы меня обнадёжили, пан Бецалель, — с горькой иронией усмехнулся Макс.
— Очень рад. Иногда остаётся только надежда, и удивительно, как она способна питать наши, казалось, вконец иссякшие силы.
— Моих сил всё равно явно не хватит на такое сражение.
— Но ведь никто и никогда не сражается в одиночку, — заметил старик.
— Действительно. Видимо, остаётся отыскать подъёмный ворот, поставить его на берегу и тянуть солнце из воды, как здоровенного сома, — сказал парень. Каббалист снова легонько улыбнулся, показывая, что оценил шутку. Затем произнёс несколько слов на незнакомом собеседникам языке, и тут же перевёл их:
— Дай мне, где стать — и Землю поверну.
— По-моему, это был Архимед? — неуверенно спросил Максим. Старик благосклонно кивнул.
— Я скажу вам, где стать, пан Резанов. В том месте, которое не принадлежит ни земле, ни воде, ни воздуху, ни огню, но — всем им разом. На Карловом мосту. Я скажу также, где ваш рычаг. Он в вещах, что разом напомнят и о величии, и о смирении.