Когда в Чертовке утонуло солнце (СИ)

— Зачем? Рабби Лёв прекрасно понимает, что смерть христианина означает очередной погром, поэтому голем всего лишь оглушает. Даже если на него навалятся скопом, он будет стараться не причинить вреда. Хотя, может, и стоило бы. Некоторые горячие головы остужает только осознание реально угрожающей лично им опасности.

Шаги приближались. Страж Еврейского города всё так же стоял на своём месте, не проявляя никакого интереса к бредущему в темноте прохожему. Шустал нахмурился:

— С другой стороны, — начал он, кладя руку на рукоять кацбальгера, — если это наш «клиент», голем ничем не поможет.

На краю освещённого круга от горящих перед воротами жаровен появился человек в зелёной тирольской шапочке с алым петушиным пером. Худое, чуть вытянутое лицо незнакомца, с длинным острым носом, козлиной бородкой и щегольски завитыми усиками, совершенно не походило ни на лицо пьяницы, ни на лицо смутьяна.

Умные тёмные глаза под острыми бровями смотрели внимательно и спокойно, тонкие губы изгибались в вежливой, отчасти насмешливой, улыбке. Незнакомец был одет в богато расшитый золотом зелёный дублет с прорезными рукавами, в которых виднелась алая, в тон перу, рубаха; бриджи его, подвязанные под коленями красными лентами, украшала россыпь золотых пуговок, на алых туфлях посверкивали золотые пряжки.

Иржи прямо-таки впился глазами в шапочку и перо, и хотел было что-то сказать, но тут незнакомец, поравнявшись с неподвижным големом, дружески похлопал стража по локтю, и произнёс:

— Не заблуждайтесь, пан капрал. Я как раз по этому делу, но я — не он.

Мушкетёры, приготовившиеся было нацелить на пришельца мушкеты, растерянно смотрели теперь на командира.

— И мне было бы желательно развеять возникшее заблуждение, — продолжал незнакомец. — Поскольку, знаете ли, у меня тоже есть свои стандарты. Жалкое подражательство возмутительно, да к тому же плохо сказывается на репутации, — он помолчал, чуть склонив голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то. Максим быстро обежал взглядом тёмные силуэты монастырских построек дальше по улице, чуть посеребрённые светом месяца, но тут небесный серп снова скрыли набежавшие тучи, и темнота стала ещё гуще.

— Окажите любезность, пан Резанов, — обратился незнакомец прямо к младшему стражу. — Когда будете стрелять — цельтесь поточнее.

— Надеюсь, почтеннейший пан не обидится, если я скажу, что не заинтересован ни в каких договорах и сделках? — осторожно спросил Максим, смутно начавший догадываться, кто посетил их этой ночью. Ему разом вспомнились и просьба виденной во сне Белой Пани, и цитата, неожиданно озвученная рабби Лёвом. Сказка забредала в какие-то совсем уж опасные дебри.

Улыбка на тонких губах стала ещё шире, тёмные глаза прямо-таки впились в глаза Макса. Затем собеседник фыркнул и с безразличным видом пожал плечами:

— Это не сделка, а, как я уже сказал, всего лишь любезность. Я даже готов вперёд оказать вам такую же: то, что вы ищете — на Вышеграде, — он снова прислушался к темноте ночи. Острые брови поползли вверх, лицо приняло сожалеющее выражение:

— Что ж, мне пора. Будет приятно как-нибудь побеседовать с вами снова. Если, конечно, вы сегодня останетесь живы.

Макс не успел заметить, куда именно пропал незнакомец, а со стороны Староместской площади уже слышался нестройный гул пьяных голосов и лязганье железа. Вмиг оживший голем высоко поднял факел в вытянутой руке, ветер разогнал на небе тучи — и в серебристом свете месяца стала видна тёмная масса надвигающихся на ворота человеческих фигур. На какое-то мгновение парень принял их за кошмары, но это была явь: пахнущая потом и перегаром, с трудом разбирающая дорогу мутными от выпивки глазами — и жаждущая крови.

Первый удар принял на себя голем. Страж взмахнул дубиной, и несколько самых ретивых из нападающих отлетели к жаровням по ту сторону ворот. Но на их место тут же бросились другие. Шустал коротко выругался себе под нос и скомандовал мушкетёрам:

— Огонь!

Два выстрела слились в один, в наступающей толпе кто-то вскрикнул, звякнуло о камни мостовой железо. Люди и нелюди лезли вперёд, в пьяном угаре не боясь вертящейся в воротной арке дубины голема. Страж методично отбрасывал их одного за другим, но толпа была слишком многочисленной, и задние, не испытав ещё на себе удары голема и пули стражников, теснили передних, торопясь ввязаться в драку.

Первых, проскочивших слева и справа от защищавшего проход существа, встретили Иржи и Максим. Противником парня оказался крепкий коренастый гном с выпученными от бешенства, налитыми кровью глазами, размахивавший мясницким тесаком. Удар его лезвия, который Макс принял в перекрестье палаша, чуть не вывихнул младшему стражу руку — но заодно распалил в самом человеке ярость. Не дожидаясь, пока гном замахнётся вторично, Максим рубанул раз, и второй, крест-накрест; после первого удара нападавший выронил тесак, после второго — взвыл и отшатнулся назад, зажимая глубокую рану, прочертившую лицо гнома от левой брови до правой щеки.