Рима невозмутимо поправила выбившуюся из-под шапочки светлую прядку волос, сунула книгу подмышку и, кивнув подругам: «За мной!» — величаво поплыла к дальней двери, ведущей в сад. Сдерживая дыхание и стараясь не топать, девы ринулись следом, одна Айлин, посмеиваясь и качая головой, вышла спокойно и с достоинством. Уважающую себя вдову трудно было смутить нежданной встречей с посторонним мужчиной, будь он хоть трижды консул.
Раскрасневшиеся и распаренные от безмерного количества выпитого чая, девушки гомонили, как стая галок, умудряясь в этом шуме прекрасно понимать друг друга и, вдобавок, поглощать уйму сладостей. Пережитое приключение было восхитительным, и пробудило аппетит, а порочная книга с веткой «сакуры» на переплёте, отложенная на единственный свободный столик, так и притягивала взоры. Айлин-ханум с видом умудрённой жизнью особы поглядывала на дев снисходительно. И это — обученные одалиски, которых, казалось бы, ничем не удивишь? Но что поделать, в Серале подобных книг не держали, дабы не искушать девичье целомудрие, что должно было достаться лишь Солнцеликому.
Поучительной беседы сегодня не вышло. Подогретый благодатным чувственным огнём, разговор вскоре перешёл на темы, весьма далёкие от домоводства и управления, и Лунноликая махнула в кои-то веки рукой на практичность. Иногда… девчонкам просто необходимо побыть девчонками. А ведь им, пожалуй, ещё ни разу в жизни не приходилось общаться вот так свободно, без оглядки и без опаски, просто доверяя друг другу… Свободу прочувствовала не только её рыжая ученица.
И вот уже щебет заметно приутих, на девичьи личики легла печать усталости, а верный Али прислал за госпожой служанку, напомнить, что ещё немного — и солнце начнёт клониться к закату, что за ними приехала по распоряжению табиба карета, дабы супруга почтенного доктора успела и подруг развести по домам, если нужно, и сама вернуться засветло. Как вдруг Ирис, уже начавшаяся собираться, замерла в нерешительности.
— Ох, Рима… Вот я и вспомнила.
Она смешалась. Насколько уместна окажется её просьба?
— Ты не могла бы спросить у мужа… — Запнулась. Добавила тихо: — Наверное, это глупо, но… Не слышно ли ничего об О-огюсте Бомарше?
Разом вздохнув, девушки опечаленно притихли.
Рима всплеснула руками:
— Ах, Кекем, да что там может быть слышно? Как прислали известие, что все погибли, лишь один франк спасся, да и то из-за того, что, когда толпа к посольству подбежала, был в соседнем домике, служебном, где у них голубятня с почтовыми голубями… Только отослали депешу в Лютецию с известием, а теперь ждут новых послов, поскольку, вроде, в Александрии всё утихомирилось… А ты всё не можешь забыть беднягу? Знаешь, мы тебе так сочувствуем! Какой достойный был мужчина! — Не сдержавшись, чувствительная блондиночка даже всхлипнула. — Увы, увы…
Ирис вздохнула порывисто. Прижала руки к груди.
— Но ведь тела не нашли?
Рима в растерянности взмахнула ресницами.
— Не знаю… А что, это для тебя так важно? Я спрошу у мужа…
Сверкнула синими очами Ильхам.
— Филипп говорил, что скоро должен прибыть курьер с почтой от оставшегося в живых посла. Если тебе есть, о чём его спросить — спрашивай, я передам.
— Ох, я даже не знаю, как сказать…
Приложив ладони к зардевшим щекам, Ирис потупилась.
— Я должна знать, действительно ли он погиб. Иначе не будет мне покоя. Третью ночь подряд я вижу один и тот же сон, и, мне кажется, это о нём, об Августе. Или, может, я сама себе надумываю?
— Сон? — насторожилась Айлин, уже накинувшая верхнюю часть никаба. — Кекем, что за сон? Нынче пора полнолуния, говорят, сны в это время бывают пророческие!
Девушки согласно закивали. Глаза их так и загорелись в предвкушении его-то необычного.
— Вспомни христианского святого Иосифа, — продолжила бывшая танцовщица. — Иногда Всевышний насылает сны с определённой целью; не пытается ли он и сейчас тебе что-то подсказать?
Ирис помедлила.
Зря она боялась, что её поднимут на смех. Но говорить об увиденном всё равно было… неловко. Но, раз начала — надо закончить.
— Знаете, девушки, это так ярко, так… живо… Только проснувшись, я понимаю, что и впрямь спала, а во время самого сна чувствую, будто всё на самом деле. Я вижу себя… сперва никем. Ни одной мысли в голове, ни единой, и я боюсь, потому что не помню. Кто я и откуда, куда бреду и зачем. Потом понимаю, что нахожусь среди песков. Никогда не была в пустыне, но знаю точно, что это пустыня. Меня окружают какие-то чернокожие люди в странных белых одеждах… А, вот как это называется, вспомнила — в бурнусах, и с покрывалами на голове, перехваченными ободком, как иногда ходят мужчины на Египетском базаре…
— О-о… — заворожено прошептали девы. — А дальше, дальше?