Когда возвращается радуга. Книга 1

«Али пошёл за волшебными иголками, говорит — может так снять боль, что галл ничего не почувствует. А маковым отваром его отчего-то поить нельзя, не действует…»

«Госпожа, гости отказались от ужина, все просили передать, что кушать не будут, но будут молиться, пока почтенный Аслан-бей с учениками делают своё тяжкое дело. Наотрез отказываются трапезничать, говорят, что в дороге не голодали, потерпят, а добрая молитва всегда ко времени и всегда поможет. Говорите, чай им подать? Без сладостей, просто с лимоном и мятой, чтобы жажду утолить? Хорошо, госпожа…»

«Вышли, вышли, госпожа, все трое из комнаты вышли, и наш табиб, и помощники, но лишь передохнуть и одежду сменить. Гуссейн говорит, халаты на них — хоть выжимай, вот как нелегко-то… А при галле остался Али. Бульон? Какой бульон, госпожа? Ах, тот, что для больного готов? Греется, конечно, да куда ему пока кушать-то?… Ах, табибу подать и помощникам? И то верно…»

«Вышли, опять вышли, госпожа, всё закончили, и галла нашего сам Али на ручках, как младенца, в его покои перенёс. Всё хорошо, госпожа, сказали — руку спасли, и даже, вроде, если Всевышний сподобит — кисть со временем нарастёт, что просто неслыханно. Говорят, в мире такого ещё не было. И ученики, ученики-то н а ш и м восторгаются… А второй франк так под дверьми битый час караулил, а потом поклонился нашему табибу низко-низко и говорит: «Равных вам, уважаемый Аслан-бей, нет ни в Европе, ни в Азии». Вот как…»

…Потом они со старыми девами, взбудораженными последними событиями, даже немного всплакнули вместе, хором возблагодарив Всевышнего за то, что всё закончилось благополучно. Хоть Ирис и сотворила тайком за спиной знак от сглаза. Она-то хорошо запомнила, что провести операцию — мало, нужно ещё и выходить раненого как следует.

И закрутилась обычная хозяйственная круговерть: надо было распорядиться согреть блюда и тарелки для ужина, подать мужчинам согревающий бодрящий напиток с имбирем, кардамоном и корицей. Затем шёпотом попререкаться с управляющим, который выговорил Ирис, что той не следует вмешиваться в давно заведённый порядок вещей, что он и сам приглядит, чтобы гости были накормлены-напоены и, наконец, отправились на покой. Дядюшка Гуссейн долго ещё бурчал бы, что общение «этих женщин» с франками не доведёт до добра, это только у иноверцев жена вмешивается в ведение хозяйства, а у правоверных сидит себе на своей половине и глаз не поднимает; но тут на него накинулись все четыре служанки и кухарка, выговаривая, что, ежели бы не молодая хозяйка и её подруги — опозорился бы старый Гуссейн, не поспел бы со всеми приготовлениями, и как пить дать — вытурил бы его хозяин назавтра, видит Аллах — вытурил…То и дело шикая то на одну сторону, то на другую, Ирис удалось кое-как угомонить всполошённый «курятник», как частенько сам пожилой управляющий называл союз старых дев, и развести по своим половинам, великодушно оставив управляющего на царстве.

Вот, наконец, и закончился этот долгий-предолгий вечер. Дождавшись от юного Джафара — мальчика для поручений — известия, что гости отправились, наконец, ко сну и теперь до утра не покинут своих спален, Ирис проскользнула в библиотеку. Уж туда-то вряд ли среди ночи наведается кто-то чужой, а вот своего эфенди она точно там застанет, ибо, по его же словам, после долгой и утомительной работы на него нападает бессонница. Стало быть, и сейчас он там сидит, бедный.

— Заходи, джаным! — услышала она через дверь усталый голос. И с готовностью проскользнула в хорошо протопленную комнату.

— Ох, эфенди, — только и проговорила, взглянув на осунувшееся побледневшее лицо Аслан-бея. — Да как же… Позвольте, я вас устрою получше!

И захлопотала над ним, как наседка, обкладывая подушками, чтобы супруг мог с наслаждением откинуть, наконец, ноющую спину, массировала плечи и шею — по н а у к е, так, как Али успел её выучить, потом затребовала от сунувшего нос в библиотеку Джафара таз с горячей водой и попарила эфенди ноги, а затем размяла их и растёрла успокаивающими маслами — как когда-то Бомарше… Потом укутала ему колени меховой накидкой и пристроилась рядом на низкой скамеечке.

— Может, наргиле? — спохватилась.

Табиб покачал головой.

— Мне и без него хорошо, джаным, да будут благословенны твои умелые ручки и золотое сердце. Ты — моё утешение и поддержка в старости… Просто посиди со мной, а если я начну дремать — окликни и проводи на тахту, но не в спальню: я заметил, что покуда до неё добираюсь — сон слетает надолго, а здесь — хорошо отдыхать…

Ирис покивала.

И только сейчас осмелилась спросить:

— А как там…

— Всё хорошо, джаным. Главное зелье, на которое я возлагал надежду, подействовало превосходно. У меня были некоторые опасения: совместятся ли два вида крови? Видишь ли, в некоторых случаях, когда я пытался влить одному больному кровь другого, это заканчивалось плачевно. Хоть и редко, но… риск оставался, тем более что я до сих пор не могу понять причин подобного отторжения. Но, благодаренье небесам, мои труды — наши с тобой труды! — увенчались успехом.