Когда возвращается радуга. Книга 1

Ибо давно уже приелась ему слава завоевателя и кровопийцы, и теперь, осев на троне, он хотел стяжать себе лавры иного рода — как ценитель прекрасного, покровитель наук и искусств. Просветитель. Светоч. Подобно тому, как воспарили в немом, тщательно скрываемом восторге души послов, не принуждаемых более смирять гордыню мозолями на коленях, так сердце султана возликовало и преисполнилось радости. Ибо подобные дары подразумевали, что их оценит по достоинству знаток и Светоч просвещения.

Не удивительно, что в ключевых пунктах Договора о сотрудничестве, по которым у обеих сторон до сей поры имелись разногласия, пошли, наконец, серьёзные подвижки. А позже, по завершении трудов — его величество султан соизволил, улыбнувшись, добавить к прощальной речи несколько слов сверх протокола. И остался доволен расцветшими в ответ улыбками франков, немного, пожалуй, растерянными, но в то же время восхищёнными.

Знал бы он, какой выдержки стоило это восхищение и наигранное смущение! Ничего не подозревающий Хромец покинул Большой Посольский зал в полной уверенности, что осыпал франков милостями с головы до ног. И возвысил, и пошёл на некоторые уступки (со скрытой выгодой для себя, разумеется), как государь, и позаботился по-отечески. Ибо долгое воздержание для столь молодых ещё мужчин часто приводит к разлитию желчи и ипохондрии, а ему и Великой Османии франки нужны довольные и уступчивые, нежели раздражённые и угрюмые. Из довольного дипломата можно выжать куда больше…

Потому-то и царил этим вечером в малом посольском дворце полный душевный хаос, переходящий в стойкое уныние.

— Господа, дальше тянуть с решением невозможно, — в отчаянии проговорил Жоффруа Лебюэль, единственный из всех — эльф-полукровка, давно уже осевший при лютецком дворе. — Я не против девушек, как таковых, это прелестно, что они скрасят нам вечер и… возможно, даже ночь, но жениться-то зачем? Я, как вы знаете, холост, но у меня в Лютеции невеста!

Он нервно прошёлся по большой зале, исполняющей роль столовой, но обставленной на восточный манер: с низкими столиками по периметру ковра, с подушками для сидения, с курильницами для благовоний, с кальянным уголком… В другом углу притулился особый кофейный столик, за который к концу трапезы подсядет специально приглашённый ага, мастер по кофеварению. Приготовления к весёлому вечеру шли полным ходом. Вот только последствия этого веселья волновали участников уже сейчас, впрочем — кого в большей, а кого в меньшей степени.

— Отказаться невозможно, — лаконично заметил молодой человек, занявший пост возле полуоткрытого окна и изучающий улицу в ожидании гаремной кареты. — Скандал… Войны, конечно, не будет, но всё, что нами наработано, перечеркнётся разом. И надолго.

— Тебе легко говорить. — Жоффруа нервно закинул в рот одну за другой несколько виноградин и чуть не подавился. — Кха… — Добавил придушенно: — Ты всё же… кха… женатый человек, отвертишься…

— Единственный женатый! — Огюст Бомарше — а именно так звали молодого дипломата-наблюдателя — наставительно поднял палец. — Заметь: единственный из всех вас! А ведь я предупреждал и тебя и Ангеррана перед отъездом, помнишь? Кто говорил, что могут возникнуть непредвиденные обстоятельства?

— Ты был неубедителен, — меланхолично подал голос русоволосый красавчик граф, Ангерран дю Монстрель. — Я-то думал, откровенно говоря, что тебе просто до смерти охота, чтобы мы составили компанию в твоей несвободе. Но, благодарю покорно, я ещё не готов обзавестись, как ты, выводком маленьких графов, хоть отец уже не просто намекает, а настаивает… Я и сюда-то напросился, вроде как чтобы отсрочку получить. И что? Конечно, отказываться от султанского подарка нельзя, но не жениться же мне на безродной гаремной шлюхе! Мне, графу в восьмом поколении!

Резкий звук захлопнутой книги заставил мужчин повернуться к тому, кто, не обращая внимания на суету прислуги, накрывающей на столы, прикрыл объёмистый фолиант, возложенный на соседний с Бомарше подоконник.

— Полегче, Монстрель. Не забывай, что все эти девушки — невольницы. Рабыни, попавшие в гарем не по своей воле. Шлюхами становятся добровольно, у распутной женщины чаще всего всё же остаётся выбор, а эти несчастные в большинстве своём попадали в плен потому, что их мужчины не смогли прикрыть границ либо отбиться от пиратов. Тебе ли, бывшему флотскому, не знать, что за ними иной раз просто охотятся, как за товаром? Я слышал, в гаремах полно наших соотечественниц. Не всех удаётся выкупить, а те, что возвращаются, рассказывают порой жуткие вещи.

— Например? — презрительно фыркнул граф. — Как мужественно они не сдавались своим хозяевам с первого раза, или, может, всплакнули для виду день, другой, а потом- таки продались?