— Я же просил: сперва хамам, отдых, массаж и расслабление, а потом уже иглы… — совершенно по-стариковски бурчал великий лекарь. — Пользы куда больше, если проводить оздоровление именно в таком порядке.
— Не ворчи, верный друг мой. Мне некогда нежиться, — с улыбкой, но твёрдо ответил властитель. — Жаль того времени, что тратится в парилках и на эти так называемые удовольствия, когда вокруг столько забот. Вот воспитаю наследника, передам ему дела — и улягусь в банях на целый месяц…
— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — пожурил старец. Вонзил последнюю иглу в точку долголетия и здоровья между большим и указательным пальцем, пересел на соседний диван, утомлённо откинулся на подушки. Ибо — иглы, конечно, сами по себе хороши, но в каждый укол целитель вложил и толику своей магии, дабы усилить и закрепить эффект лечения, а это выматывает. Но и не отдавать, не делиться своим даром старый лекарь не мог. Ибо был врачом, что называется, от Всевышнего, и, должно быть, вёл род свой ни от кого иного, как от самого Асклепия, возведённого богами за заслуги во врачевании в ранг бессмертных.
Ему, конечно, далеко до небожителя. Но определённых высот в этом мире он достиг. Хоть, чем больше узнавал, тем большая бездна непознанного раскрывалась перед мысленным взором.
Табиб вздохнул.
Непознанного… А сколько осталось незаконченных дел, требующих его личного участия? Не менее, чем у Тамерлана. Однако годы его близятся к концу, вот-вот замаячит впереди холм со скромным надгробьем, на котором он уже распорядился высечь, по примеру древних медикусов, чашу, обвитую змеёй, и более ничего… Он был хороший лекарь, и оттого — слишком ясно осознавал, сколько ему осталось ходить по земле.
Хотелось бы завершить хоть немногое, чтобы отбыть в вечность успокоенным.
Будто откликаясь на его мысленные сетования, султан вновь заговорил.
— Твоё Око… — сказал расслабленно. — Оно показало себя в полную силу.
— Помолчи, — не слишком вежливо перебил его старец. — Ты должен быть полностью расслаблен.
— А я и расслаблен, мой строгий тюремщик… Как раз сейчас самая пора подумать о приятном. Выслушай меня. За много лет нашего знакомства ты ни разу ничего у меня не попросил, хоть я не единожды говорил, что первую твою волю исполню, как свою; было такое? Было… Твои деяния заслуживают высших наград, но ты их не принимаешь, а потому — у меня на сердце до сих пор печать вины. Я чувствую себя неблагодарным. Сними с меня это ярмо, скажи, наконец, что бы тебе хотелось получить?
— Пустое, друг мой, — отмахнулся лекарь. — Ты уже расплатился. Ты не так давно открыл в столице первый университет; в каждом городе твоей империи есть лечебницы для бедных и обездоленных; ты помог мне создать два прекрасных училища для лекарей… Это ли не награда?
— Вздор. Эти деяния, в конечном итоге, прославляют меня самого и идут на пользу отечеству. Чего ты хочешь для себя лично?
— Угомонись, настырный больной! — с неподдельной суровостью одёрнул его табиб. — Или я вкручу ещё пару игл и заменю тебе того самого палача, которого ты недавно пытался из меня сделать!
Хромец лишь усмехнулся.
— Слушаю и повинуюсь. Но ты всё же подумай.
…Мальчики, скользя бесшумно по опочивальне, перевернули колбу песочных часов, заключённую в бронзовую оправу, зажгли курильницы, и по покою пополз лёгкий аромат пыльных степных трав — полыни и донника, ковыля и емшана. Мир и тишина, спокойствие и умиротворение разлились на лице Железного Хромца. Похоже, в мыслях он был сейчас далеко, и сводом ему служило бескрайнее небо, а ложем — нескончаемая вольная степь…
Ровно через час, словно почуяв тишину после упавших последних песчинок, лекарь и его великий пациент одновременно шумно вздохнули, сбрасывая дремоту и оцепенение.
— Я вновь чувствую себя возрожденным, — блаженно щурясь, протянул султан спустя какое-то время, растёртый мастером-массажистом и облаченный в лёгкий простой халат. — Итак, Аслан, друг мой, ты подумал?
Табиб улыбнулся.
— По-видимому, отговаривать тебя бесполезно?
Поднося к губам чашу с охлаждённым зелёным чаем, султан насмешливо приподнял бровь и утвердительно кивнул.
— В таком случае, предупреждаю: у тебя может возникнуть желание поднять меня на смех. Отнесись к моей просьбе серьёзно.
— Ты меня заинтриговал! Говори же, что за тайны?
Аслан-бей отставил в сторону чашу и огладил бороду.
— Я прошу девушку из твоего гарема. Ту самую Кекем, с которой ты ещё и сам не решил, что сделать.
Рука Хромца дрогнула, едва не расплескав питьё. Памятуя об обещании не смеяться, он поджал губы.
— Что ж, не вижу ничего необычного. Напротив, ты оказываешь мне двойную услугу: я и тебя отблагодарю, и пристрою эту деву, по воле судьбы оказавшуюся без супруга и потому всё ещё находящуюся под моим покровительством, хоть вольная грамота на неё уже выписана. Но, ради Аллаха… — Не сдержавшись, султан фыркнул. — Зачем она тебе? Прости, что затрагиваю столь деликатный для тебя вопрос…
Аслан-бей добродушно усмехнулся.