Когда возвращается радуга. Книга 1

Ирис с Нергиз молча таращили глаза, позабыв жевать.

Подруга и раньше отличалась завидным аппетитом, ввергая в ужас наставниц. Но чтоб так накинуться на еду, будто хорошо размявшийся в тренировочном бою воин… И отчего-то, допрежь на нюх не выносившая сладкого, всё налегала на мёд, финики, лукум… Да ещё щедро сыпанула в свою порцию кофе жёлтого тростникового сахара.

И только после этого глянула на вытянувшиеся физиономии подруг.

Рассмеялась, положила ладонь на живот и… приложив палец к губам, многозначительно показала глазами на двери. Помалкивайте, мол. И нечего так глазеть.

— А разве… — Гречаночка сморгнула. — Так рано может быть известно?..

Нубийка усмехнулась.

— Месяц — срок не малый. А если всё делать в должное время и должным образом — всё получится. Да и не вижу смысла откладывать. Одно плохо — ем, как не в себя, не иначе, будет… — Фыркнув, показала два пальца. Нергиз восхищённо и недоверчиво ахнула. — А что? Всё возможно. Мать родила меня не одну, вместе с близнецом-братом. — Задумавшись, сдержала сытую отрыжку. — Идеальный вариант… Ну, да что гадать, через восемь месяцев увидим. Эй, Заичка, что побледнела? Тебе не плохо?

— Ирис, — поспешно поправила её гречанка. — Ты ведь ещё не знаешь: она теперь Ирис. Привыкай. Правда, красивое имя?

— Хорошо, что Гюнез больше нет, — пробормотала Ирис, склонив рыжую голову. Ей вдруг так отчётливо вспомнилась горькая судьба матери, отравленной хасеки Айше, не пожалевшей даже крошечных сыновей… Ах, никогда ей этого не понять! Ирис подумала: люби она — и даже дети от любимого ей были бы по сердцу, и неважно, кто их родил…

Дети…

А у неё, скорее всего, их не будет. Не просто так поговаривали про мужскую немощь табиба…

Подумала — и сама удивилась своим мыслям. Никогда она не размышляла всерьёз о подобных вещах.

Нергиз засмеялась.

— Что мне Гюнез? Одна ушла — три других ещё вырастут, их не выживешь. Да только я-то не дремлю. У Повелителя полно холостых подданных, а это грех перед Аллахом — не оставить после себя потомства; вот и пусть женятся на роскошных пери… Не бойся, всех к делу пристрою.

…А потом — пошла круговерть одеваний, обуваний, верчений-кручений перед зеркалами… Достаточно ли богатый наряд? Столичный кади должен увидеть и оценить, что она подходит своему почтенному и уважаемому супругу, который и не беден, и род свой ведёт едва ли не от сотворения мира… Достаточно ли непрозрачна вуаль? Кекем… нет, Ирис, теперь придётся привыкать к закрытому лицу: она часто будет на людях — на улице, в гостях, а вне дома допускается быть с открытым лицом лишь рабыням и служанкам. Это в Серале, где единственный мужчина (евнухи, естественно, к таковым не относятся), Повелитель, всеобщий господин всех женщин, перед ним лиц не прячут; потому паранджи местным девам не нужны. А вот если Ирис для чего-то понадобится посетить ТопКапы — например, навестить Марджину, то, как замужней ханум, ей уже надо прикрываться, на случай, если появится султан. Ведь теперь её лицо может видеть только муж!

Потому-то и с кади сейчас нужно разговаривать, не снимая вуали. Но есть её лёгкий вариант, мавританский: небольшой прозрачный кусок кисеи, закрывающий лишь нижнюю часть лица…

Разговор с судьёй вверг девушку в состояние лёгкого транса.

То, что супруг становился над ней господином и имел право контролировать её всегда и везде, запрещать, разрешать, наказывать — не явилось открытием. То же самое им внушали с молодых ногтей, подразумевая Солнцеликого. Но с превеликим изумлением она узнала, что, помимо необходимого подчинения и обязанностей, у неё ещё есть и права! Такие, например:

оказывается, если муж не будет выказывать ей достаточно уважения, плохо относиться, морить голодом или обходиться чересчур строго — она имеет право пожаловаться судье, и тот определит супругу наказание в соответствии с тяжестью вины;

оказывается, она вправе сама требовать развода, если прегрешения мужа окажутся слишком тяжкие, либо он не в состоянии обеспечить ей достойный образ жизни;

в случае развода Ирис получает назад своё приданое, всё до единой монеты. А оно немаленькое: Солнцеликий в знак уважения к своему другу выделил своей «опекаемой» ни много, ни мало, а пятьдесят тысяч дукатов — это помимо тканей, посуды, домашней утвари, золотых и серебряных подсвечников и драгоценных ковров. Для сравнения кади привёл такие цифры: выдавая замуж сестру, султан отдал за ней сто тысяч дукатов;

супруг не вправе тратить её приданое на свои нужды, разве что пустить в оборот и использовать получаемую прибыль, но и только;

вступив в брак, супруг обязан отложить для жены отдельный капитал, который, в случае его смерти, никто не может оспорить: это законная «вдовья доля». И она бывает после смерти мужа немалым подспорьем для вдовы, потому что, в соответствии с действующими законами, наследство усопшего обязательно дробится. Каждый из наследников может получить не более одной трети. Если в завещании указана лишь супруга — она получает эту треть, остальное отходит в казну либо на богоугодные цели;