Когда возвращается радуга. Книга 2

Вздыхая и время от времени сдерживая дрожь в губах, Ирис вчитывалась в строки, заполненные чётким почерком, таким знакомым. Искусные пальцы лекаря и хирурга владели каллиграфией виртуозно: из-под пера эфенди так же изящно и легко, как арабская вязь, выпархивали и японские иероглифы, и латиница. А некоторые документы отписывались им и вовсе рунами или загадочным славянским письмом, называемым «глаголица».

Помимо даров, привезённых в Европу, у Ирис осталась своя, и немалая доля наследства, не в денежном выражении, но такая же ценная: дневники и записи дорогого ей человека. И то, о чём никто больше не знал, личное: три письма, снабжённых краткими пояснительными надписями. Одна из них гласила: «Вскрыть перед отъездом из Эстре в Лютецию». Благоговейно храня в сердце любовь и уважение к названному отцу, Ирис даже не мыслила о нарушении условий. Но вот, наконец, пришло время развернуть пергамент — и словно услышать знакомый голос, проникновенный и звучный.

Дойдя до середины, она в волнении прервала чтение. Слова эфенди удивительным образом перекликались с тем, что творилось нынче в её душе. А ведь так и есть: сейчас, с Джафаром, либо ещё с кем-то другим — но ей предстоит решиться. Её судьба — в её руках. И от правильности выбора зависит, как сложится вся оставшаяся жизнь. Это в Османии, если муж обижает и не оказывает должного уважения, женщине достаточно пожаловаться судье — и нерадивого супруга призовут к ответу, а то и разведут, заставив выплатить бывшей благоверной достойное содержание. И не нужно спрашивать разрешения у муллы или муфтия, поскольку брак — договор между мирянами. А вот у христиан он непременно благословляется Матерью-Церковью, разводы та даёт весьма неохотно и сопрягает с такими сложностями…

Как это страшно — ошибиться. И как печально, что нет рядом мудрого наставника, который бы взглянул на Джафара, поговорил бы, сыграл с ним в шахматы, а потом, за вечерней трапезой, за пиалой жасминового чая, не торопясь, поведал бы, что он думает о капитане, каковы его наклонности, что о нём говорят во дворце и в народе, и желал ли он сам, мудрый Аслан-бей, видеть её за таким человеком? Его советы всегда бесценны, но письмо — это всего лишь добрые напутствия и предостережения, не относящиеся к конкретному мужчине…

Она не спешила с прочтением. Хотелось подольше растянуть мысленный разговор с тенью родного человека, прикоснуться к его мудрости, почувствовать заботу. Впоследствии письмо это ещё будет читано и перечитано не один раз, но этот — первый — хотелось продлить. Поэтому Ирис рассеянно обвела взглядом спальню, задержалась на объёмистых сундуках, готовых к отправке…

Не так уж много было у неё клади, когда она приехала в Марсель. Но, благодаря хлопотам герцогини Марты и Фатимы, и, разумеется, лучшей модистки города, задавшимся целью одеть гостью с Востока в самое лучшее, гардеробная в нынешнем домике Ирис оказалась заполонена нарядами. А уж когда стало ясно, что девушка будет представлена ко двору — переполох случился на весь Эстре. Пошили несколько новых платьев, причём Бланш Леро уверяла, что наконец-то утрёт нос этим лютецким модникам. Наряды одобрял сам герцог. И остался доволен.

Единственное, что вызвало его нарекание — отсутствие украшений на гостье.

— Поймите меня правильно, — вычитывал его светлость, озабоченно хмурясь. — На приёме у Генриха вы окажетесь словно под обстрелом сотен глаз, и не всегда дружелюбных. Это мы, провинциалы, — он усмехнулся, — не придаём значения условностям, а для вельмож и придворных дам появиться на людях без драгоценностей — всё равно, что голым. Не забывайте о вашем статусе. Как и о том, что первое впечатление самое важное. Поверьте, лучше их ошеломить, шокировать, но ни в коем случае не вызвать смешки.

Ирис не сомневалась, что гостеприимство герцогской четы беспредельно, ещё немного — и перед ней распахнётся семейная сокровищница. И поспешила уверить, что тревожиться не о чем. Ошеломить? Это возможно. В хранилище Эстрейского банка до сих пор поджидает небольшой клад Али-Бабы, собранный для неё заботливым Аслан-беем; вот Бомарше может подтвердить. К тому же, говорят, в Лютеции прекрасные ювелиры, будет к кому обратиться, если ей не хватит пары серёжек и диадемы под очередное платье. При дворе она не ударит в грязь лицом.

Ирис глянула из окна спальни на свой дивный садик… и залюбовалась, на несколько минут позабыв о своём занятии. Над пышными пионами гудели пчёлы; порхали бабочки, заливалась иволга, невидимая глазу. Благоухал розарий, покачивались пышные шапки хризантем… Ей так понравилось собирать на небольшом кусочке земли цветы со всех времён года!

Улыбнувшись, она вернулась к чтению. Эфенди что-то говорил о «высоком происхождении»…