— Как будто отрастают новые пальцы. И руки. И ноги. Ветви — это руки-пальчики, чувствуешь, как по каждому бежит сок, или щекочет муравей, или застывает клейстер на порезе, как вон на той сливе… И всё ощущается по другому. Мир видится не глазами… — Она запнулась. — Нет, слов не хватает. Пожалуй, я попробую записать. Эфенди приучил меня анализировать и записывать.
— Какое полезное правило, — глянул с интересом Бенедикт. — И что же, помогает? Должно быть, хорошо укрепляет память?
— Тем, кто в почтенном возрасте — да, но вам до этого далеко; а я пока не жалуюсь, — засмеялась Ирис.
— А вот мы и проверим. — Её гость оживился. — Сколько вы здесь, на новом месте, неделю? Ну-ка, перечислите всех, кто заехал проведать вас и узнать, как вы обживаетесь. Сможете?
Фыркнув, девушка откинула со лба упрямую прядь и принялась загибать пальчики:
— Герцоги со всем семейством — раз…
— И Старый герцог?
— Нет, он приезжал сам по себе. Два. Вы же знаете…
— Согласен, он непредсказуем. Далее?..
— Огюст с Фатимой — три, Модильяни — четыре, Фуке со всем семейством — пять… Ой, они привезли с собой племянницу, это та-акая особая и расчудесная гостья, что я посчитаю её отдельно — шесть. М-м-м… Госпожа Бланш, модистка — семь, Мастер Жан с сыном…
— Как, и он? А вы не… не перепутали? — осторожно поинтересовался его преосвященство.
— Нет, что вы, как их можно спутать? У «господина Анри» немного другая аура, без этих интересных вкраплений, а Мастер Жан недавно в учебном бою повредил бровь, я его немного подлечила, но шрам ещё заметен. Так, это восемь. Госпожа Аглая, приехала порекомендовать экономку и горничных — девять…
Увлёкшись, она перечисляла визитёров, а Бенедикт кивал, одобрял, удивлялся, как много у неё уже знакомых в Эстре… А сам внимательно следил за выражением глаз рыжекудрой красавицы.
Но ни разу не появился в них огонь, теплившийся в первые мгновения их сегодняшней встречи, когда фея всё ещё о ком-то грезила наяву.
И ни разу среди имён не был упомянут Филипп де Камилле, упрямый граф.
[1] Более подробно о том, как герцог д'Эстре-старший помог Елизавете вступить на престол, описано в книге «Иная судьба», часть 3
Глава 10
Заедая душистую густую похлёбку ещё теплым хлебом, не чувствуя вкуса, но по крестьянской привычке добирая яство до последней крошечки — когда-то ещё придётся! — бывший младший лакейчик Пьер сдерживал слёзы. Вот ещё реветь, показывать свою никчёмность…. Он всё же мужчина, в конце концов, даже жениться не так давно надумал! Только вот что теперь с его невестой — один бог ведает. А если её уже убили? Да ещё поиздевались перед этим? Бедная Мари…
Очередной комок застрял в горле. Пришлось отставить миску и проморгаться, чтобы согнать предательскую влагу с глаз. Один из братьев-монахов, сегодняшний подавальщик в трапезной, сочувствующе вздохнул и поставил перед ним кружку медового взвара.
— Ничего, парень, ничего. Терпи, молись и надейся. Всё в руках божьих.
Второй, недавно подсевший напротив Пьера, кивнул, отложил ложку.
— Правильно. — Кивнул Пьеру: — У нас, знаешь, как говорят? Пока не найден, не опознан, не схоронен — числишься живым. Так что — погоди горевать. Такие люди твою зазнобу ищут, что обязательно найдут.
— Да на что она им? — огрызнулся парень, мгновенно переходя от жалости к себе и Мари в оборону. —
Брякнул — а сам аж голову в плечи вжал от запоздалого страха. На кого тявкаешь, щенок? Тут, в рясах, с виду все одинаковы, а ну, как под рясой-то сам Главный Инквизитор окажется? Тот, говорят, не брезгует иногда и в общую трапезную спуститься, дабы по своей скромности в вечернюю пору не тревожить братию сборами ему отдельного обеда… Подумал — и со злостью вцепился зубами в ломоть хлеба. Плевать! Хуже, чем есть, не будет.
— Эх, сынок…
Немолодой сухопарый сосед напротив устало потёр лоб. Подавальщик прибрал от него опустевшую миску, поставил такую же кружку, как и перед Пьером.
— Благодарствую, брат Пётр… Ошибаешься, вьюнош. Что значит — не нужна? Или ты забыл, куда попал? — Грозные, вроде бы, слова прозвучали вполне миролюбиво, бывший лакей вздрогнул, лишь позже уловив смысл. Монах спокойно продолжал, как бы не замечая его испуга. — Все мы на земле грешной дети божьи, рождённые от Адама и Евы, все
Пьер насупился. Помотал головой.