«Вот-вот». Король, должно быть, усмехнулся. «И не строй из себя мученика. Вбил себе в голову невесть что про рыжеволосых ведьм, проклятья… Она не ведьма, слышишь? Даже помыслить не моги о ней так! Это же… Уникальное существо, понимаешь? Говорят, фей почти не осталось, а тут нам такой подарок свыше! Слава богу, её родственнички пока не объявились; очевидно, караулят в Лютеции. Поэтому — в столицу ты должен приехать с ней вместе, жив, здоров и полон сил. И начинай уже её обольщать; в конце концов, у тебя серьёзные намерения, а всё вдовушки так и мечтают выскочить снова замуж. Наша — не исключение».
«Исключение. К тому же — почти ребёнок».
Голос Филиппа де Камилле прозвучал столь мягко… что бровь архиепископа сама приподнялась, изъявляя крайнюю степень удивления.
«Гм. Вот как?»
Шаги. Очевидно, король прохаживается по комнате.
«Вот видишь, ты уже присматриваешься. Молодец».
«Я исполняю ваш приказ, сир».
«Опять усох, как канцелярский гном… Да что ты за нелюдь такой бесстрастный? Будто я на кикиморе тебя женю!.. Ну, Фил, очнись! Я же для тебя стараюсь, в конце концов!» Генрих досадливо крякнул. «Экий ты… Да мне недолго заменить тебя другим, но ты же мне друг, в конце концов! И я забочусь о твоём будущем, о будущем рода…»
«Рода?»
Казалось, в это короткое словцо Филипп вложил всю имеющуюся язвительность.
«Рода, ваше величество? Хороша забота — посватать мне бывшую рабыню, не знающую родства…» — он запнулся. «Нет, я не спорю: Ирис — прекрасная девушка, её воспитание и манеры порой превосходят воспитание придворных дам, но… Сир, давайте уж откровенно: я иду на этот мезальянс лишь потому, что уважаю вашу волю. И не нарушу её».
И вновь наступило молчание.
«Та-ак…» — зловеще протянул король. «Значит, я, государь, не гнушаюсь подать руку простому кузнецу; дарую дворянства простолюдинам, спасающим свои — а значит, и мои города; я с мечом в руках защищаю в боях не только Франкию — а всех, всех вас — и аристократишек, и духовенство, и купцов, и крестьян от сохи — а ты, значит, брезгуешь? Возгордился? Себя выше меня ставишь?»
«Сир…»
«Молчать!»
Подумав, архиепископ выскользнул из ниши и передвинулся на пару шагов к прикрытой двери. Монарший гнев мог обернуться для глупого щенка основательной трёпкой, в которую, пожалуй, стоило бы вмешаться. Поговаривали, что во время приступов ярости его величество мог не сдержаться, а силы в нём было не меньше, чем у известного Мастера Жана, бывшего кузнеца. Хлипковат против него граф, однако…
«Вот что», — отдышавшись, выдал король, и Бенедикт одобрительно кивнул: королевская выдержка! «Я всё ещё даю тебе шанс. И месяц сроку. Твоя невеста, к твоему сведению — малость выше тебя по происхождению, господин зазнайка. Она дочь ирландской графини, чьи предки лет двести правили островом, пока его не подгребли под себя бритты. Её отец — султан Баязед; её дед — сам Тамерлан. Хромец сообщил об этом в той депеше, что ты от него доставил. Так что… засунь своё самомнение в свою графскую задницу и очаровывай эту прелестную вдову, пока я не заставил Бомарше принять мусульманство и жениться вторично! Этот брак мне нужен для укреплений связей на Востоке, а иных свободных дипломатов пока нет. Выполняй».
Однако, ваше величество… Вот это вы утаили от меня новость…
Бенедикт даже глаза прикрыл. Дочь Баязеда! Вот почему к её ауре примешивались странные всполохи!
Несчастный султан, жертва собственного дяди, был провидцем. Стало быть, дочь унаследовала от него этот дар-проклятье… только, похоже сильно ослабленное фейской магией. Или же ему ещё рано проявляться — по свидетельствам очевидцев, пророк мог молчать в человеке долго, лет этак до тридцати…
Разговор в соседнем покое меж тем не закончился.
«Но, государь…»
Судя по голосу, Филипп подавлен. Оно и понятно.
«Что ещё?»
«Как она может быть его внучкой? Прости, я лишь хочу разобраться. Родственниц не дарят для ублажения гостей, а она именно так к нам и попала, вместе с прочими рабынями!»
«Откуда я знаю — как? Хромец не бросается словами, сам знаешь. Написал — внучка, значит внучка. Просил принять участие в обустройстве её судьбы, поскольку по династическим соображениям держать её при себе опасается, но в то же время нежно, понимаете ли, к ней привязан, и не сможет спокойно ни есть, ни спать, пока не узнает, что внучка, вдова его лучшего друга выдана за мужа, её достойного. Понял? Вот и расспроси её сам, что там было и как, почему она куковала среди одалисок вместо того, чтобы быть под крылом валиде. Узнавай. Встречайте, говорите, общайтесь… Дари ей подарки, засыпай цветами, комплиментами, чем хочешь; мне важен результат. И помни: больше шанса вернуть моё расположение у тебя не будет».
Архиепископ Эстрейский вновь отступил в тень ниши и заодно накинул на себя ауру отвода глаз. Его Величество, чеканя шаг, прошествовал мимо с нервно подёргивающей щекой, сжимая эфес шпаги. Сейчас опять начнёт гонять герцога по всему фехтовальному залу.