Когда возвращается радуга. Книга 2

И, конечно, всем этим оравам в дороге требовались ночлег, защита, еда и питьё. Так и появились первые приюты, а затем и дома для странников.

Изначально подали пример монастыри и аббатства. Ведь с обретением новых мощей святых, с проявлением чудес, ниспосланных Небом, всё больше в святые места брело пилигримов и странников, поэтому Церковь обязывала своих служителей предоставлять им кров и стол, причём бескорыстный. Сам Карл Великий, покровительствуя Церкви, учредил специальные дома для отдыха паломников. Гостей поджидали радушный прием, бесплатный хлеб, омовение, цирюльники и сапожники… Но под гостеприимными, и благословенными освящёнными сводами не хватало места, и очень быстро нашлись желающие размещать за небольшую мзду тех, кому, волей-неволей, приходилось бы заночевать под открытым небом. Монетка-другая — и вот тебе тюфяк, или даже постель в общей комнате для сна, охапка сена или торба овса коню, шмат сала, кольцо твёрдой, как камень, колбасы с горбушкой хлеба… И ничего, что спать приходилось, не раздеваясь, придерживая во сне кошель на груди или золото, спрятанное в поясе, и дышать миазмами от десятков немытых тел, и чесаться от подхваченных вшей; зато вернёшься домой сам-здоров, и сделавши то, за чем поехал…

Время шло. Хибары и грязные ночлежные дома сменились тавернами и постоялыми дворами. А уж когда в Бриттании король Вильям отобрал у монастырей земли и богатства, и те больше не могли кормить странствующих за свой счёт — появились первые гильдии трактирщиков, владельцев постоялых дворов и… гостиниц. Гостевых домов, куда путешественник даже высокого происхождения мог явиться в полной уверенности, что получит удобную комнату для отдыха, приятное обхождение, мелкие услуги, но главное — будет как следует накормлен и напоен, ибо иметь хорошего повара считал долгом хозяин каждой гостиницы.

А всем известно, что самые лучшие повара — во Франкии. Даже короли в этой прекрасной стране не жалели золота, чтобы вкусно покушать. И что самая первая в мире… ну, может, и не в мире, но в Европе, это уж точно — кулинарная книга, единственная, рукописная, была написана знаменитым личным поваром Карла Пятого, Гийомо Тиреле. Вот как. Вторая подобная появилась лишь спустя сто лет, в Италии, из-под пера неизвестного монаха, а вот третья, бриттанская, была уже напечатана. Впрочем, какая там еда у этих островитян? Бекон да овсянка, невразумительные пудинги да пироги с потрохами… Воистину, бритты достойны жалости, но не всем повезло родиться в тёплой и благословенной Франкии, с её виноградниками и пашнями, садами и стадами. Разве на сырых и туманных островах вызреют такие прекрасные сыры, как абонданс, отдающий орехом, и банон, что так хорош с черносмородиновой наливкой, и Блё-до-Жекс с грибным привкусом, о котором с удовольствием упоминал в «Мемуарах» сам Гай Юлий, который Цезарь… А Нёшатель, в форме сердца, который девушки дарили кавалерам и женихам, уходящим на войну?

А бри, превосходный бри, попробовать который обязан хотя бы раз в жизни каждый уважающий себя гурман! Нет, куда там бриттанцам с их бедной кухней… Там хорошо едят разве что при дворе, и то потому, что добрая Бесс догадалась, наконец, выписать одного из лучших франкских поваров.

Очнувшись, Ирис встряхнула головой.

Нет, эта патетическая речь изливалась не из уст Филиппа де Камилле. Вечно спокойный до бездушия, хладнокровный до синевы, замёрзший до льдинок в голубых глазах, сиятельный граф в своей суховатой манере прочёл ей лекцию о развитии дорог и гостиничного дела, подведя к тому, что в Роане они остановятся в лучшем гостевом доме, гордящимся тем, что в его стенах успели переночевать и коронованные особы, и лица, к ним приближенные, и известные поэты, и художники… А потом инициативу перехватил их новый спутник, помощник мэра Роана, встретивший их на полпути к своему знаменитому городу, невысокий пухленький человечек Фроманж. Впрочем, полное имя его, когда он представился, звучало как «Жорж Базиль Антуан Фроманж». К двойным и тройным именам восточная гостья успела привыкнуть, а вот к фамилиям… Их в Османии не было. Тем интереснее воспринималась на слух это дополнение, особенно для Ирис, которая, как иностранка, невольно переводила в уме фамилии, ибо все они, как оказалось, указывали на принадлежность к чему-то или кому-то. Фамилия «Валуа», например, указывала на местность — то самое графство, откуда пошли родом прародители нынешней правящей династии; «де Клематис» намекал на прекрасный цветок на родовом гербе маркиза, супруга Аннет; а если вспомнить тех, с кем Ирис знакомилась хотя бы мимолётно, в пути, так то вообще целый цветник! В одном только почётном кортеже, сопровождающим её карету и возки с наследством эфенди, среди гвардейцев маршала Модильяни встречались Ленобль и Кадет — «дворянин» и «младший», Легран — «Большой», Леблонд — «Светловолосый», и даже Талон — «Большая пятка». А на книге, которую она прихватила, чтобы почитать в карете, автором значился Лафайет — «живущий там, где растут буки».