Мысленно переведя эту слегка выспренную речь, как «всё, что ни сделает прекрасная дама — всё хорошо!» пресветлая гостья позволила себе ещё несколько остановок: возле прелестного водопада, стекающего с небольшой скалы, затем на дивной поляне, полной зацветающей земляники, и, наконец, у старого, обросшего мхом, но ещё крепкого моста через небольшую речушку. Ей даже на мгновение показалось, что она заметила две полупрозрачные фигуры, метнувшиеся под низкий затенённый свод, а ухо уловило сдавленное девичье хихиканье. Значит, русалки здесь всё же водились.
Разумеется, Али не отходил от неё ни на шаг. То есть, выдерживал установленную дистанцию, следовал тенью, но, как обычно, бесшумно и незаметно, словно призрак., Привыкшая к сопровождению за три года жизни в Константинополе, Ирис его и не замечала. А вот восторги Фриды, горожанки, редко выбирающейся за главные ворота Эстре, и фигура графа, то и дело маячившая в отдалении… н-да, чуточку отвлекали. Но с этим приходилось смиряться. Загнать горничную в карету не позволяла совесть: девушка, в сущности, впервые в жизни увидела настоящий лес, так пусть порадуется, хоть и половины того не ощущая, что чувствует цветочная фея. Но лишить Фриду чистой незамутнённой радости — всё равно, что обидеть ребёнка. Филипп же… Он всё же сопровождающий, и, разумеется, чувствует на себе ответственность. Стоя на страже, он выполняет свой долг, долг дворянина и рыцаря, и не надо ему в этом препятствовать. Оттого-то Ирис не углублялась в чащу, как наверняка бы сделала, будь одна. Наделённая от природы цепкой памятью и умением прекрасно ориентироваться на местности, она не боялась заблудиться. Эфенди даже как-то сказал в шутку, что, будь она Тесеем, ей не понадобилась бы и Ариадна с её нитью, чтобы выйти из Лабиринта. Но Али за несколько лет службы привил своей подопечной уважение к разумным требованиям охраны, а потому — девушка не самовольничала.
Вот будет возвращаться, уже без шума, без помпы… Возможно, и без лишних глаз… Тогда и позволит себе разгуляться.
… Она не видела, с каким напряжением следят за ней двое гвардейцев из Роанской стражи, приставленные для почётного караула; а пока кучер и возницы на грузовых возках заняты лошадьми, оставшиеся двое вояк зорко обозревают окрестности, придерживая рукоятки пистолей. Как один из возничих, статный, с подозрительно безупречной выправкой, плохо сочетающейся с ливреей, на каждой остановке незаметно от восточной гостьи проскальзывает к двери грузового возка, и, после условного стука, быстро проговаривает несколько слов; а ему меж тем — отвечают.
И очень удивилась бы, узнав, что под простым дорожным камзолом графа де Камилле, под рубашкой тонкого голландского полотна надета кольчуга. Лёгкая, невесомая, но прочности необыкновенной; драгоценное изделие эльфийских мастеров, не раз спасающее графу жизнь.
Благотворное ли влияние леса, прекрасная погода, сама по себе дарящая прекрасное настроение, а может, и всё вместе сыграло свою роль, но только в карете не было уже того тягостного молчания, угнетавшего с самого утра. Теперь, даже если в разговоре Ирис и Филиппа тянулась долгая пауза, она не напрягала, а проходила бездумно и легко, в любовании видами за окном и поглаживании довольного жизнью Кизила. Кот, успевший за полдня от души порезвиться в густой сочной траве и даже на ходу словить бурундука, удовлетворил охотничьи инстинкты и теперь пребывал в полной эйфории. И уж разумеется, ему не могло не нравиться, что поглаживают его с двух сторон. Особенно ему пришлась по душе мужская рука, заметно крупнее и горячее хозяйской, и шло от неё ощущение силы, уверенности… мужественности, одним словом. Хоть и действовала она как-то… неумело, будто граф не привык уделять внимание роскошным котам с роскошной шерстью. Кизил великодушно простил ему эту неловкость. Пусть человек учится.
Тонкие пальчики девушки случайно коснулись пальцев графа — и дрогнули. Щёки Ирис зарделись от смущения. Так и пришлось им поделить кота: Филиппу достались спина и хвост, хозяйке — лобастая голова и уши с кисточками. Дабы в будущем избежать неловких ситуаций…
Вдруг Ирис насторожилась и побледнела. И Филипп, всю дорогу подсознательно ожидавший чего-то подобного, напрягся, успев лишь порадоваться обстоятельству, что