Когда возвращается радуга. Книга 2

Наверное, намечайся и впрямь «парадный» обед с присутствием высочайших особ, да ещё и проводимый где-нибудь в городской ратуше, где приглашённые низшего ранга, выстроившись вдоль стен, провожали бы взглядом каждый отправляемый в державные рты кусок — Ирис не выдержала бы. Нет, пришла бы, поскольку от подобных приглашений не отказываются; но закутанная в никаб, предпочитая потихоньку спроваживать кусочки яств под вуаль, но не открывать лица. К появлению на людях без покрывала она ещё не была готова, хоть тверди Фатима день и ночь, что попала она в общество, где женской красотой восхищаются и уж никак не прячут, а дозволяют любоваться, как предметом искусства, например. Предметом, доступным абсолютно всем взглядам, в том числе оценивающим, раздевающим и похотливым — а таковые в толпе обязательно находились, Ирис это порой даже через паранджу чувствовала — быть не хотелось.

Впрочем, нынешняя трапеза называлась «парадной» лишь из-за присутствия Очень Дорогой Гостьи, да ещё из-за обещанных хозяйкой и поварами кулинарных изысков, а на самом деле проходила уютно, по-домашнему, в Малой столовой Гайярда, где даже для детей и их воспитателей накрыли особый стол, со сладостями, засахаренными фруктами и пирожными. Взрослые же, по выражению Фатимы, оказались «все свои, разве что ещё один-два гостя». Под гостями она подразумевала второго посла, которому, как сопроводившему ценную госпожу с не менее ценным грузом от берегов Босфора почти до самой Галлии, выпала честь быть приглашённым; и одно духовное лицо, весьма приближенное к светлейшему семейству. А вот своего супруга и себя, похоже, Фатима-Фотина Бомарше давно числила в «своём» кругу. И Ирис это понравилось. Как, впрочем, и всё, происходящее в удивительном замке.

Как и то, что воспитатели за детским столом, похоже, не делали разницы между маленькими наследниками герцога, отпрысками секретаря Фуке и сынишкой маршала. В ту же компанию благосклонно и без оглядки на титул приняли маленького маркиза. Но что удивительно, сюда же затащили и упирающегося Назарку, который, не оставайся на нём слой краски, багровел бы сейчас ушами от конфуза: не привык он к такому вниманию, а особенно к обращению «сударь», он, сын бывших холопов-рабов, мальчишка на побегушках. И теперь маялся оттого, что обращались к нему с таким же уважением, как и ко всей титулованной детворе. Было в этом что-то неправильное. Будто он самозванец какой-то.

Но любимая хозяйка, поглядывая на него со своего места за «взрослым» столом, ласково улыбнулась и одобрительно кивнула — и Назара отпустило. Значит, можно и так…

Хоть сомневался он, что у других графьёв и герцогов его встретили бы так радушно, да ещё усадили бы за стол с господскими детьми. Вот, например, тот же красавец писаный, де Камилле, ишь, с каким пренебрежением на него косит. Дескать, занесло кого-то со свиным рылом, да в калашный ряд… Назар и сам не помнил, откуда у него в голове всплыла эта смешная поговорка. Должно быть, от матушки-покойницы досталась, та, говоруха, любила пересыпать родными словечками, сынки-то её в детстве на обоих наречиях балакали: и на османском, и на славянском, оттого, видать, и франкское нынче даётся легко…

…Ирис явственно считывала с аристократической мины Филиппа де Камилле всё возрастающее раздражение, и теперь пыталась заглушить в сердце неприязнь к этому красивому, вроде бы безупречно воспитанному, всегда по-рыцарски благородному молодому мужчине. Уж сколько раз она успела пожалеть, что эфенди научил её распознавать по лицам и эмоциям скрытые мысли! Не пришлось бы разочаровываться. А ведь граф, много лет проживший в просвещённой Восточной империи, мог бы не только привносить в жизнь иного государства европейские традиции, но и напитаться свежими прогрессивными идеями. В Османии, например, не существовало, как таковой, аристократии или знати. Да, были известные родовитостью и богатством семьи; но подняться до самых вершин власти мог одинаково успешно как и выходец из знатного семейства, так и бывший раб. Верность султану и истовое служение престолу ценились куда больше ветвистых родословных, пусть и уходящих корнями чуть ли не к самому Адаму. Да что далеко ходить за примерами! Тот же капитан Джафар…

Отчего-то Ирис так и вспыхнула. Во всяком случае, уши у неё запылали настолько, что, казалось, вот-вот подпалят скрывающие их рыжие пряди. Ох, нельзя же так смущаться при воспоминании о всего лишь красивом мужчине!