Когда возвращается радуга. Книга 3

Вот так и вышло, что продолжение бессонной ночи никому до этого неизвестный породистый пёс встретил не у тёплого очага на мягкой подушке, а опять на бегу. Только на этот раз лапы его ударялись не в холодные плиты подземелья, а в подсвеченные луной, сглаженные тысячами башмаков и сапог, сотнями копыт и тележных колёс булыжники Лютецких мостовых. Но в этот раз он хорошо знал дорогу: напрямик через площадь Королей, до самого конца улицы Роз, к дому коварной Анжелики де Камю. А в том, что щуплый задиристый монах услышал именно её звериный вопль, граф Филипп де Камилле, волею судьбы и Северного ветра оказавшийся в собачьей шкуре, отчего-то не сомневался.

***

Бран О’Ши спал тяжело, долго — ему казалось, целую вечность, полную кошмаров и горестных воспоминаний. Как, порой, перед умирающим разворачивается панорама прожитого, так и перед старым друидом проплывали картины детства, юности, зрелости… дряхлости. Начало жизни, полное упоительных открытий, её расцвет, наслаждение собственными силами, могуществом — всё как-то потускнело, поблёкло. Будто и впрямь было лишь снами, а на самом же деле он и родился старым, и жил старым и немощным, и уходит в Вечность ни на что не годной развалиной.

Ни на что не годной.

Развалиной.

Уходит.

Поэтому-то даже сладостные когда-то воспоминания нынче будили в душе горечь, словно вместо душистого нектара вечной юности он хлебнул напитка забвения из семи волшебных зёрен, и вот теперь сводит горло, невольно кривятся губы, желчь поднимается, хочется выплюнуть, выблевать, а… не удаётся. И кто-то злорадно пихает в бок: глотай, гадёныш! Пей, старый дурак!

Осталось два-три глотка. А потом со дна воображаемой, но осязаемой чаши глянет на него, Брана О’Ши, друида в пятнадцатом поколении, Вечность. И он точно знает: у неё будут разгневанные глаза Эйтн О’Рейли, могучей феи, чью дочь он однажды погубил. Чью внучку пытался ограбить, лишить силы, завлечь в путы обмана…

Но он же… Ради великой цели! Ради того, чтобы спасти Зелёный остров от наглых бриттов! Ради свободы!

…и утоления собственного тщеславия. Чтобы каждый кельт, каждый баньши и лепрекон, и эльфы и сиды, и дуннаханы и ланнан-ши, и сколько их есть, разных рас и народов, попрятавшихся по щелям и скалам благословенного Эрина — все, все узнали, что это он, мудрый О’Ши, поставил могучий заслон от завоевателей с Оловянных островов. Что он не только потрясал твердями и насылал океанские волны — он может ещё и творить, а не только разрушать! Он под стать тому, кто создал эти небеса и землю, светила и кометы, заселил воду и сушу тварями плавающими, ползущими и летающими, ходящими и бегающими, хищниками и агнцами…

Но теперь, перед лицом Вечности с глазами Эйтн, понимал, насколько оказался смешон со своим честолюбием. Кому он хотел что-то доказать? Перед кем оправдаться?

На чью внучку покусился, старый дурак?

А осталось-то ему жить всего-то несколько часов, вдруг отчётливо понял старик там, во сне. И с такой ясностью, что захолонуло сердце.

Он проснулся в тёмной гостиничной комнатушке, освещённой лишь слабым огоньком масляного ночника. Один. Это хорошо…

Внука не было. О’Ши не знал, что Райан спешно убежал с Али, пытаясь помочь рыжей цветочной фее, угодившей в ошейник, сделанный когда-то самим Браном, вот этими высохшими, но ещё сильными руками… А иначе лорд Сесил не открыл бы друиду, где ему искать последнюю цветочную фею, возможную его родню и надежду. Да, он сделал подчиняющий ошейник, сковывающий магию, у него не было выхода… Вернее сказать — не хватало времени искать Ирис самому, ибо ещё в последнее летнее солнцестояние старик почувствовал, что грядущий год для него будет последним, что совсем недолго осталось ему топтать зелёные холмы и слушать шёпот деревьев в священной роще. И потому — уступил хитрому бритту. Сделал превосходный артефакт, блокирующий магию фей. И… вампиров. Отчего-то со временем его ясновидческие способности стали гаснуть, но какое-то неясное предчувствие твердило, что рядом с молодой феей в момент пленения окажется кто-то ещё, могущественный, способный противостоять Высшему вампиру… А может, он просто надеялся? Потому-то на всякий случай — или для очистки совести — друид настроил артефакт и на магию Сесила. Только для маскировки пришлось спрятать это плетение под основным, потому-то и сработать оно должно было не сразу.

Разумеется, внук ничего не ведал. Но магию деда на ошейнике опознал тотчас, однако справиться с ней не мог: молодежь, зелень ещё… И теперь, разъярённый, спешил назад, в маленькую гостиничку, чтобы растрясти деда и заставить освободить Ирис. Ни о чём подобном старый Бран не догадывался, просто, стряхнув с себя остатки сна, особым чутьём, позволяющим на расстоянии ощущать своих, понял, что внук скоро будет здесь, рассерженный, распалённый. А ему хотелось проститься с ним тихо, спокойно. Очистив совесть…

Нет, в нынешнем смятенном состоянии Райан не сможет отпустить его в дальний путь достойно, а потом сам будет сожалеть о собственной несдержанности. Бран О’Ши вздохнул, нашарил в изголовье постели посох, привычно сжал…