Когда возвращается радуга. Книга 3

Пёс нетерпеливо рыкнул, словно продолжая диалог. Стороннему наблюдателю чудно было бы слышать их беседу. В затемнённой большой кухне разговаривали, как давние знакомые, звери и человек, причём первый, похоже, общался мысленно, второй без труда считывал его безмолвную речь. Хорошо, что неоткуда было взяться этому наблюдателю, не то счёл бы святошу безумным.

А может, и не счёл бы, вспомнив о его удивительных возможностях…

— Да что тут понимать-то? — пожал плечами Тук. — Природа наложенных на вас чар, брат мой, такова, что я их снять не могу: слишком уж похоже на магию старых богов, а я, признаюсь, маленько не дорос до противодействия таковой. Тут нужен иерарх высочайшего уровня, не меньше архиепископа, в крайнем случае — сам Папа… Но это уж, когда всё запущено, а у вас совсем иное дело. Сей пёсий облик, как я вижу, временный, уже постепенно размывается, и протянет не далее, чем до утра. Вот я и говорю: наберитесь терпения. А потом, когда станете прежним, на досуге поразмыслите, к чему это неведомый мне чароплёт над вами этакое учудил: вроде и без зла, раз обратил не навечно, да так небрежно, мимоходом, будто отвратил вас от чего-то. Или поучить хотел? Знал бы вас хуже, подумал бы, что вы ему надерзили, но… Впрочем, чем божество древнее, тем больше чудит. Однако, брат мой, не сочтите за труд, придите потом к нам. Брат Михаил проверит, не осталось ли на вас каких-то скрытых гостинцев. Бывает, что навешивают недоброе, а срабатывает оно на потомках…

Сдержанно зарычав, пёс поднялся, встряхнувшись. Бросил яростный взгляд на заднюю лапу, дёрнувшуюся было почесать за ухом. Ударил в пол лапой передней. Сильно ударил, со значением.

— Определённо, — ответил монах твёрдо. — Не дольше утра. И… постарайтесь в момент оборота не попасться обывателям на глаза. Потому что будет вам тогда очень и очень худо, а когда корчится в муках получеловек-полузверь — это, скажу вам, жуткое зрелище… Горожане перепугаются, хорошо, если просто побьют и к нам в Инквизицию доставят, а ведь могут сразу и за ножи схватиться. Поясню: обратное превращение, каковое будет в вашем случае, очень болезненно. По неведомым нам пока законам, оборот из существа малого размера в более крупное всегда отнимает куда больше сил и здоровья. Я так думаю, из-за того, что телу приходится спешно наращивать объёмы: кости, мышцы… Хорошо бы вам прямо сейчас пойти со мной к брату Михаилу: он знает особенности оборотней, он поможет.

Он прислушался, покачал головой:

— Или немного позже: кажется, нам принесли интересные вести…

В дверь торопливо постучали, и вот уже на кухню через неплотно приоткрытую створку деликатно просочился щупленький брат Бруно, тот самый, из дозора, дежурившего у выхода из катакомб. Физиономия его сияла.

— Взяли, брат Тук, — доложил с нескрываемым удовольствием, и чудный хохолок, непослушно выбившийся из прядей на его голове, остриженной в кружок, делал его похожим на весёлого задиристого воробья, гордящегося своей недавней победой над грозным противником. — Взяли господина барона-то, будь он неладен! Не сдюжил против моей завесы, гляди-ка!

Брат Тук шумно выдохнул. Перекрестился. Но со стула не встал, будто невероятным усилием воли удерживая себя на месте. Иначе, казалось, один-единственный шажок — и этот большой человек в монашеской рясе запляшет от радости, что никак не сообразно с его саном и званием.

— А ведь это победа, брат Бруно, большая победа, долгожданная… Чему ж ты удивляешься? Твои пологи всегда были хороши, — отозвался он безмятежно. — Что, думал, не выстоишь против Высшего?

— Боялся, брат Тук, — честно признался пришедший. Нервно хохотнул, огляделся, зачерпнул кружкой, прислоненной к ведру на лавке, водицы, жадно выдул. Отдышался. — На моё счастье, этот лорд уже сильно пожёгся; кто-то из отроков ему такой заслон поставил, что полсилы снёс. Мы ещё толком не знаем, что к чему, но только рвался этот аспид в какую-то пещеру, где древний идол стоит, и где, должно быть, та девица томилась, которую парни нашли. К жертве ли он прорывался, к идолу ли — а только канавку с намоленной водой не перешёл, не смог. Сильны у тебя отроки, ничего не скажешь, брат Тук!

— Не перехвали. — Монах спрятал улыбку. — Что сам лорд? Сопротивляется? Требует?

— У-у, сопротивлялся, чтоб ему… — Вспыхнувшие при воспоминании о пленении Сесила щёки монашка служили явным доказательством, что на ум ему пришли отнюдь не духовные выражения. — Пытался, чтоб его припекли на том свете посильнее, крыс на нас натравить; призвал, да не удержал, так они опомнились — и чуть его самого не заели. Мы его едва отбили.

Бруно аж захихикал; правда, несколько нервно, закрутил головой:

— Ох, кому скажешь, не поверят: инквизиторы — и спасают нежить, да от кого! Крысам — им всё равно, что Высший, что не Высший, жрут и не давятся… Чудны дела твои, господи! Так что, нам господин Сесил вроде как даже обрадовался… поначалу. Потом, когда понял, что ошейник-то на него нацепили, вдруг начал возмущаться, но мы ж привычные, по темечку огрели, чтобы не богохульствовал, и в возок.