Когда возвращается радуга. Книга 3

Первым порывом её, разумеется, было немедленно вызвать к себе барона Беркли, допытаться до правды, в любом случае — спрятать, укрыть… Впрочем, отчего-то в его виновности Бесс почти не сомневалась, но… слишком многим она была обязана Сесилу. Да и, к тому же, это было бы не по-королевски — отдать на растерзание своего человека, своего подданного. Она сама с ним разберётся, причём, не особо жалеючи, поскольку память о мистификации с её вымышленным бесплодием всё ещё свежа и жжёт. Но… вряд ли Уильям, если им пожертвовать, выйдет из подвалов Инквизиции живым: если уж он и впрямь оказался могущественным колдуном, да ещё и менталистом… и это, Бесс уверена, лишь толика того, что ей о нём стало известно. Под её крылом он, по крайней мере, останется жив. Да, она пощадит его, но заставит искупить вину, ох, как заставит…

Итак, Дрейка пока что вон из страны. Немедленно. Выдавать Хромцу такого полезного для державы пирата никак нельзя. За каждый рейс он привозит из Нового Света груду богатств, по стоимости сопоставимых с двухгодичным бюджетом Бриттании! И что немаловажно — привёз оттуда новый хлеб для её крестьян, картофель, прекрасно прижившийся на не слишком плодородных бриттских полях и накормивший тружеников, что теперь ещё больше славят свою добрую королеву. Нет, Дрейка, такого полезного, такого нужного она тоже не отдаст…

Но почему же нет вестей? Что с Уильямом Сесилом? Где он?

…Брат Тук благодушно поглядывал на хлопочущую на кухне Мэг, потчующую оголодавшего Назарку. Пьер подрёмывал на стуле, но время от времени вскидывался и кидал взгляд на дверь — не идёт ли брат Михаил, монах-целитель, осматривающий Мари?

— Да не дёргайся ты так, братец, — пробасил Тук. — Сказано тебе: Михаил у нас лучший, быстро твою наречённую в порядок приведёт. Да, поди, усыпит суток на трое… Он всегда так делает с обывателями… с малыми мира сего, допрежь в глаза не видевших ни тёмных магов, ни нежити. Это мы — привычны, а простые люди очень уж пугаются. Вот он их и лечит хорошими снами, добрых духов туда насылая. Раза три в день будет твоя Мари просыпаться, ненадолго, попить-покушать, как всякому выздоравливающему полагается, а ей особенно, а потом опять — спать… Ничего, оклемается. Благодарствуй за гостеприимство, сестрица Мэг.

— Ох, да что там!

Немолодая ирландка лишь рукой махнула. Подлила в кружки мужчинам горячего ягодного взвара.

— Не к вам же в Инквизицию тащить девочку. Правильно сделали, что детишек сюда привели. А что ж, они нам теперь через Назарку вроде как и родные…

И невесело засмеялась.

— А всё же, брат Тук… Как насчёт нашей деточки, а? Куда она запропала?

Монах наставительно поднял палец:

— Главное, что не одна пропала, а с котом-хранителем, вот что. Ты это помни. Ежели бы тот, что нам пока неведом, желал бы Рыжекудрой Ирис зла — он не стал бы снимать с неё подчиняющий ошейник. Да и магию лишнюю на перенос фамильяра пожалел бы тратить, к чему ему лишние хлопоты? Тут ведь как получается, сестрица Мэг: вроде бы я и бессилен, ни узнать ничего не могу, ни сделать, но только знаю определённо: в хорошем месте наша дева. В спокойном. Ничего, что-то мне подсказывает, что совсем скоро мы дождёмся от неё вестей. А ты как думаешь, Назарий?

Вздрогнул и разлепив веки, Назар ошеломлённо помотал головой и брякнул:

— Завтра к полудню… Что?

— Э-э, да ты спишь уже… Ступай-ка, братец, на покой. И ты, отрок Пьер, ступай, намаялись оба. Большое дело сделали, но об том мы уж на свежую голову переговорим. Идите-идите, братцы…

Вздыхающая Мэгги перевела внимание на парнишек и повела в приготовленную для них комнатку. В просторной кухне, наконец, воцарилась тишина. Пёс, растянувшийся у очага и давно уже борющийся с дремотой, встрепенулся — и, подняв голову, выжидательно глянул на монаха.

Брат Тук ответил ему долгим тяжёлым взглядом.

— Эк вас приложило, ваше сиятельство, — наконец, сказал он. — Кому же это вы так помешали?

***

Отзеркалив взглядом, равным по тяжести Туковскому, пёс угрюмо отвёл глаза и опустил голову на вытянутые лапы, уставившись на пламя очага. Монах вздохнул.

— И сами не поймёте, как? Бывает… Впрочем, осознать в полную силу всё, что сейчас происходит, вам сама животная натура не позволяет: перебивает натуру человечью. Это мне знакомо: пришлось как-то побывать в чужом обличье, науки ради; так я до сих пор помню, каково это — бороться со зверем. Чтобы его обуздать и заставить служить себе, нужна воля; в вас она есть, граф, так что соберите её в кулак и терпите, недолго осталось.

Внимательно выслушав, пёс повёл ухом, глянул искоса, будто с надеждой.

— Да просто вижу, что чары на вас не пожизненные, — пояснил монах, словно в ответ на не прозвучавший вопрос. — И что важно — не условные, как иногда бывает. Дескать, собачья шкура слезет лишь при поцелуе прекрасной девы, или при смерти кровного врага… Благодаренье Богу, на вас такого условия не навесили, а то ищи теперь эту деву невесть где; а кровников за вами вроде не водится, по благородству души-то.