Когда возвращается радуга. Книга 3

Стоя у окна, она провожала взглядом отъезжающую карету, а сама думала: как всё-таки странно устроена жизнь… Одним — кипучие страсти, любовь и страдания, падения и взлёты, другим… Не сказать, чтобы совсем ничего, но всё же… Вспомнились мечтания о любви, да такой неугасаемой, как у герцогов Эстрейских, чтобы на всю жизнь. Наверное, это восхитительно — каждый день радоваться тому, что они вместе… А что ждёт её с Филиппом, в случае, если и впрямь придётся за него выйти? Прозябание без любви? Или всё же тихое домашнее счастье, пусть и без особых страстей, но в безопасности… Или обитель святой Гертруды, с перечёркнутыми надеждами на семью и детей? Да, там, конечно, она сможет заниматься и целительством, и науками, но семьи… не будет. Но почему обязательно надо выбирать? Разве нельзя, по примеру Полины Винсент, получитm и то, и другое, и быть счастливой от всего сразу, без сожалений о потерянном?

Она задумалась.

И неожиданно вспомнила первую встречу с Камилле, когда девушки-«подарки» впервые прибыли в Константинопольское посольство Франкии. Из всех девиц она была самой юной; должно быть, поэтому консул и его друзья живенько разобрали себе самых ослепительных красоток, а «ребёнок» остался Огюсту Бомарше, которого из-за трудно выговариваемого имени она называла проще — Августом. И до сих пор так называет…

Филиппу тогда досталась Ильхам. Или она сама шагнула ему навстречу?

Они составили красивую пару: высокий статный франк, мужественный, бесстрастный, как статуя — и черноокая красавица; нормандка по происхождению, как потом выяснилось. Изначально в них чувствовалось что-то общее: всё же родились они на одной земле, в одной стране… Де Камилле был со своей дамой учтив, любезен по мере сил, но глаза его оставались равнодушно-холодными, и когда его друзья разбрелись со своими новыми подругами по укромным уголкам — кто в сад, кто в башенку, смотреть на звёзды и срывать удовольствия от любви — граф де Камилле, за неимением рабочего кабинета, повёл избранницу в библиотеку, где записал историю её происхождения и попадания в Сераль и сведения о возможных родственниках, дабы после формального перехода девушки в его собственность вернуть её на родину спокойно, зная, что там о ней будет кому позаботиться.

Ирис невесело улыбнулась. Да-да, так вот и получается, что «договор о сотрудничестве и понимании» у Филиппа уже не первый. Для османцев девушка, полученная в подарок от султана и проживающая с франкским послом под одной крышей, считалась его супругой; и лишь эти двое знали, что их брак не настоящий.

У неё с Аслан-беем было почти так же. Но только Ирис повезло куда больше… Граф де Камилле был вынужден просто сосуществовать с девушкой, ему безразличной; относиться к ней по-рыцарски, терпеливо сносить упрёки в жестокосердии, стараться искупить холодность хотя бы потакание всем капризам и причудам, и… терпеть, терпеть, веря, что когда-нибудь всему этому настанет конец: как только удастся отправить красавицу в надёжные руки обретённых родственников. Ирис же окружили любовью и заботой, лаской и вниманием. В своём первом браке она приобрела куда больше, чем Филипп, с готовностью отдающий всё, что мог, но ничего не принимающий в ответ. До самого дня расставания между ним и Ильхам так и оставалась непробиваемая стена.

Стена…

А вдруг он выстроит её снова, на этот раз между собой и ею?

Нет. Слишком он… изменился? Да, пожалуй, изменился. Стал отзывчивым, чутким… и, кажется, добрее?

Ирис вдруг совершенно запуталась в понятиях. Она, которую эфенди учил разбираться в людях, оценивать их поступки непредвзято, рассудительно, поймала себя на том, что думает о Филиппе, улыбаясь, и что сами воспоминания об этом красивом, благородном, спокойном и выдержанном мужчине ей… приятны, да, приятны! И беспристрастным исследователем чужой души быть, оказывается, очень трудно.

А вот что сказал бы на её месте эфенди?

А ему, пожалуй, новый Филипп понравился бы.

Ирис вспомнила недавнюю сцену: как граф просто-напросто растерялся от её напора, как выжимал слово за словом, как… злился на себя за это невнятное мямленье, но, кажется, ничего не мог поделать. Как справился с растерянностью. Как держал её руки в своих… От последней картины, представленной необыкновенно ярко, вдруг так и разлился жар в груди. И как она вообще решилась тогда на эту авантюру?

Украдкой Ирис бросила взгляд на кольцо с рубином.

Поначалу она не собиралась его носить. Но шкатулка так и манила к себе, так и притягивала… Оправдываясь, что хочет «всего лишь взглянуть», Ирис приоткрыла крышку, полюбовалась дивной игрой света на гранях — это было в новинку, в Османии драгоценные камни в основном просто шлифовались, гранились редко… А потом ощутила тепло, исходящее от рубина — не кроваво-красного, как часто его описывали, а оттенков поспевающей вишни, молодого вина, последних лучей заката и первых вестников рассвета… Поколебавшись, она надела его — «только примерить», а потом на что-то отвлеклась — и лишь перед вечерним омовением, снимая кольца, поняла, что так и проносила его вместе с остальными весь день.