Когда возвращается радуга. Книга 3

— Но как? — продолжил. — Каким образом он вообще здесь взялся? Ты говорил, он родом из какой-то глухой деревеньки, пришёл в Лютецию на заработки? Ему уже восемнадцать, но почему до сих пор его дар не проявлялся? Что это за печать, о которой ты говорил? И какого же уровня должен быть маг, поставивший столь искусный блок, что даже в столице его никто не приметил? Погоди: ты упоминал, что для своей невесты он освятил колечко у архиепиского Эстрейского. Неужели даже Бенедикт не заметил, что парень — запечатанный маг?

Брат Тук пожал плечами.

— Сам видишь: вопросов больше, чем ответов… Есть у меня кое-какие догадки на этот счёт, но надо понаблюдать, проверить.

— А заодно и усилить охрану, — сердито бросил Главный Инквизитор. — Слышал о запросах Елизаветы? Ей, видите ли, загорелось заполучить фею для расхлёбывания ирландской каши… Нет уж, сама заварила — сама пусть и разбирается. А наше достояние, да ещё, получается, и удвоенное, мы и сами используем на пользу отечеству. Феям достаточно жить счастливо, чтобы распространять вокруг благоденствие и процветание, так что — беречь! Беречь их!.. Ты же, брат Тук, отложи ещё на какое-то время свои дела и займись этим отроком. Вернее тем, что связывает его силы. Как знать, может, у него несколько Даров, и не опасны ли окажутся остальные. Такие блоки накладываются неспроста, и снять их из любопытства либо просто из милосердия — глупо. Сам понимаешь, какие силы можно выпустить на свет божий…

Оба задумались.

А далеко от кабинета Великого Инквизитора, в маленькой гостевой спальне, испив нацеженного с ложечки отвара, худенькая Мари, наконец, открыла глаза и, не веря, прошептала:

— Пьер? Я и вправду жива?

***

…А потом как раз приехала Аннет, которой, наконец, удалось вырвать Ирис из круговерти новых забот, напомнить — о ужас, она почти забыла! — о договорённости между ею и Филиппом де Камилле… Ирис всё никак не решалась назвать сие действие, как и полагается — помолвкой. А зря. Надо было привыкать. В конце концов, для окружающих их отношения с графом должны были выглядеть именно так! Скрепя сердце, она заставила себя смириться, прижала бунтарские порывы — в конце концов, сама ведь пошла на решительный штурм графских бастионов, сама предложила соглашение! Да и прагматичные выводы маркизы пришлись к месту, настраивая на определённый лад, помогая спокойно выдерживать и радужные планы Мэгги на «совет да любовь» и множество детишек, с которыми она, наконец, понянчится, и её таинственно-мечтательные перешёптывания со старой Наннет, что зачастила к ним в дом… Ирис уже и сама уверовала в то, что выбрала Филиппа де Камилле в мужья исключительно за его прекрасные душевные качества. Ну… и немного из сострадания: всё-таки в сердце у него наверняка ещё зияла пустота из-за вырванного навязанного чувства, а это больно, и лечится долго. Кому-то нужно этим заняться! А раз уж так вышло, что именно она пришла Филиппу на помощь — ей и довершать лечение. Эфенди одобрил бы…

Впервые так подумав, она вдруг споткнулась на этой мысли.

Дело было после проводов Аннет в Лувр. Ох, не хотела маркиза ехать, не хотела, и в то же время рвалась хоть глазком, хоть напоследок увидеть своего Генриха, пусть и не признавалась, упрямица… Но так уж вышло, что в дом к Рыжекудрой Ирис наведался сам Старый Герцог, Арман д’Эстре, прибывший в этот раз ко двору не на собственных крыльях, а с официальным визитом. Герцог решил проехаться по Лютеции в карете, оценить вид города не сверху, с высоты полёта, а с земли, с мостовых и мостов, сравнить с Эстре, может, перенять что-то полезное или снисходительно посоветовать потом Его Величеству привнести какие-либо изменения в благоустройстве города… А заодно не смог оставить без внимания двух своих новых знакомых, прелестных дам, одной из которой благоволил особо. Должно быть, дух авантюризма, не покидавший капитанскую дочку, а ныне маркизу, до сих пор был свойственен и самому дракониду, а потому — они, что называется, «спелись».

И когда Старый Герцог сообщил, что вот прямо сейчас собирается в Лувр, и при этом многозначительно глянул на Аннет — та, поколебавшись немного, всё же напросилась в спутницы. Несмотря на то, что ещё час назад Ирис слышала её клятвенные заверения о том, что больше никого и никогда она не подпустит к своему сердцу, она не стала ни напоминать, ни отговаривать. В конце концов, кто она такая, чтобы вмешиваться? Если подруга хочет решительного объяснения с Генрихом — это её право.