Потрясённые новостью, сообщённой одним из караульных, господа графы переглянулись — и бросили взгляд на печальную картину. Да, да, нынешний вид у зальчика, бывшего ещё недавно рассадником бездумной весёлости и зарождающейся похоти, разительно переменился. Полуодетые девицы с растёкшейся краской на опухших от рёва личиках уже не напоминали ни граций, ни пастушек, а смотрелись теми, кем, в сущности, и являлись — простыми деревенскими девахами, поднабравшимися городского лоску, а ныне — порядком перепуганными и тысячу раз успевшими пожалеть, что сменили деревенскую бедность на лёгкий и пьяный кусок хлеба. Лучше бы уж дома сидели… Двое мужчин, занявших пост у лестницы, вид имели злой, но крайне бледный. И подробностей того, что увидели наверху, после чего сами перекрыли туда доступ и послали за караулом — не сообщали, лишь рявкнули, что свершилось смертоубийство, и страшное. За дверьми, ведущими на половину прислуги, толпились, переминались, пищали от давки, заглядывали со страхом, боялись, но не уходили — было интересно и жутко. Даже в лужице вина на столе, растёкшейся из опрокинутой кем-то бутылки, было что-то гротескно-зловещее.
Одним словом — юдоль скорби, как бы ни кощунственно звучало сие библейское выражение применительно к «весёлому дому»… Да, пожалуй, что к бывшему дому. Ибо внезапная и страшная кончина одновременно трёх девиц, самой хозяйки, а главное — троих клиентов, лиц высокопоставленных, ведь в престижное заведение Сью простолюдинам вход был заказан — поставила на нём крест. И надо ж такому случиться! Как шептались служанки — а в последнее время Филипп невольно прислушивался к разговорам прислуги — наследников и даже постоянного кавалера или покровителя у «хозяйки» не было, из жадности или осторожничая, она никого не брала в долю, делиться не хотела, а, значит, вкладывать в оное местечко, делать его более роскошным, дабы отпугнуть дурную славу, никто не будет. Девиц, скорее всего, разберут конкуренты, неумёх тут не держат, так что вряд ли кто останется на улице.
— Послушайте, сударь, — в замешательстве обратился Филипп к тому гвардейцу, что стоял у двери. — Мне, собственно, для разрешения вопроса эти рыдающие особы не нужны; как вы думаете, найду я здесь кого-то ещё, сведущего в хозяйских делах?
Тот нервно передёрнул плечом.
— Я, собственно… Моё дело — проследить, чтобы отсюда никто не вышел. Что б ни одна тварь… А вы-то… уж у меня на глазах беседуйте, с кем будет угодно.
Граф де Камилле шагнул к двери на половину прислуги.
— Есть кто-нибудь старший?
От него шарахнулись — и тихо расползлись вдоль стен, не сводя жадных до новостей взглядов. Осталась на месте лишь дородная пожилая женщина, с лицом, столь доброжелательным и праведным, что непонятно, как вообще она здесь очутилась, в борделе-то. Впрочем, далеко не все особы женского пола в подобных местах выходили из «девочек»: ведь требовались для работы и горничные, и кухарки, и поломойки. О них иногда знали, но практически не видели: свои обязанности те справляли в дневное время, а девицы продирали глаза и готовились к встрече гостей не ранее трёх часов пополудни…
— Вам, судари, здесь лучше не крутиться, — спокойно посоветовала она. — Скоро нагрянет дневной дозор и начнёт разбирательства, а вы ведь не захотите называться?
Помянув добрым словом друга с его советами, де Камилле обратился к ней, справедливо решив, что, сколь уж она проявляет к ним с де Келюсом внимание, значит, в какой-то мере симпатизирует.
— Благодарю за совет, уважаемая…
— Клотильда, к вашим услугам, сударь. Клотильда Мишо, здешняя экономка. А вы… — она покосилась на вытянувших шеи, старающихся уловить хоть словечко, горничных. Продолжила вполголоса: — А вы не называйтесь, сударь. И по имени друг к другу не обращайтесь, незачем вам тут мараться… Потому и говорю: шли бы вы, пока гвардейцы не начнут всех опрашивать. Уж и того довольно, что среди погибших их товарищ оказался, да не из простых. Они сейчас со злости жилы рвать будут, знаю я их братию.
— И за это благодарю, госпожа Клотильда, — учтиво ответил Филипп. — Но, видите ли, мы ведь пришли, не как… м-м-м… посетители, нам нужно было узнать кое-что. Но не успели, к сожалению.
— О ком-то из… наших?
— О той, что носит восточное покрывало.
— Носила, — не моргнув глазом, поправила экономка.
За спиной Филиппа застонал от разочарования де Келюс.
— Это точно? Она тоже погибла?
— Уж будьте уверены, сударь. В её комнате полыхнуло особенно сильно.
Лязгнули засов и замок на входной двери, Филипп невольно обернулся, но был затащен сильной женской рукой в дверной проём. Де Келюс поспешно шагнул вслед и прикрыл за собой дверь.
— Дозор явился, — отрывисто бросила Клотильда. — Пока на них отвлеклись — живо за мной… Похоже, это вас просила привести Мати. А вы, — цыкнула она на служанок, — помалкивайте, пока не спросят!
— Поняли, Кло, — пробормотала одна из женщин. — А ну, как нас допрашивать начнут? Что говорить-то?
— Так и скажите: повела господ к ведьме. Ничего, она выкрутится. Главное, раньше времени о них не проболтайтесь, авось успеем…