Когда возвращается радуга. Книга 3

Женщину трясло. Со лба струился градом пот. Но, видимо, граф задал нужный вопрос, потому что, сделав над собой усилие, Матильда открыла глаза и сквозь зубы выдохнула:

— Граф де Камю… мой приёмный отец. Она его травит. Помешай, если успеешь…

Повинуясь какому-то наитию, де Камилле, не спрашивая более, отпрыгнул, захлопнул дверь и, вместо того, чтобы навалиться на неё, как, должно быть, поступил бы другой на его месте, перемахнул через перила вниз, прямо на следующий виток лестницы, уходящей спиралью. Не удержавшись на узких ступеньках, полетел кубарем, но врезался на повороте в стену, едва не разбив голову.

И тут наверху грохнуло, как из пушки.

Похоже, дверь разнесло в клочья. Не отпрыгни Филипп вовремя, был бы сейчас нашпигован щепой, как рождественский окорок — чесноком и морковью.

Потянуло гарью и палёной плотью.

Он ещё сделал несколько шагов наверх, хоть и понимал, что бесполезно, и ведьме уже ничем не помочь… когда глаза заволокло туманом, лестница завертелась — и почему-то больно ударила по щеке. Впрочем, нет, боли он уже не чувствовал…

Очнулся он на свежем воздухе.

Вернее, сперва ему так показалось. Оказывается, его усадили возле распахнутого окна, и теперь лицо усердно овевал лёгкий ветерок, приносящий с улицы говор взбудораженной толпы. Граф де Келюс, бледный, как мел, обтирал ему лоб платком, смоченным в воде.

— Я… в порядке… — заплетающимся языком кое-как выговорил Филипп.

— Ещё не совсем, — прогудел знакомый голос. — Похоже на сотрясение мозга… Брат Мишель, посмотрите?

— Отчего не посмотреть? — послышался бодрый говорок. — Это наверху смотреть уже некого, там даже менталистам работы не осталось, а с живыми дело иметь — одно удовольствие. Ну-ка, ну-ка…

Монашек, маленький, согбенный, слово стручок гороха, суетливо ощупал голову Филиппа, деликатно коснулся кончиками больших пальцев подглазий, задержал на висках…

— Вот и всё.

Сморгнув, де Камилле с удивлением понял, что в голове значительно прояснилось. И звон в ушах пропал.

— Дайте ему глоток вина, хороший такой глоток, да отдохнуть с четверть часика, и, во славу Божию, проживёт всем на радость, ещё лет сто. Хе-хе…

Как и куда умчался этот ходячий стручок — Филипп даже не успел заметить. Перевёл взгляд на брата Тука.

— И вы… здесь? Мне надо кое-что…

— Тс-с-с… — Монах приложил палец к губам. — Во-первых, не здесь. Во-вторых — не сейчас. Вы же слышали назначение брата Михаила, а у нас с ним не спорят. Ну-ка…

Протянул налитый кем-то услужливо стакан вина.

Филипп выпил одним духом и не поморщился. Очень кстати пришлось для окончательного прояснения в мозгах.

Он уставился в окно, за которым виднелась цепь гвардейцев, сдерживающих толпу любопытных, неизбежно появляющихся на месте любого происшествия.

У него есть ещё немного времени, чтобы привести мысли в порядок и затвердить то, что успела сказать ведьма.

Лулу…

Он скрипнул зубами.

Если раньше, даже осознав, на что обрекла его эта женщина, он всё же думал о ней снисходительно, извиняя её поступок необдуманностью и возможной страстью к нему, Филиппу — то сейчас в его сердце больше не осталось жалости.

Но ему хотелось окончательно придавить эту жалость большой жирной точкой.

Пойти к Лулу, благо, он знает, где её особняк. Спросить прямо, в лоб, за что она так поступила с ним? За что она мстит… Ирис, девушке, в тысячу крат лучше, чище…

И при чём здесь цветочная фея? Кто такая Онорина?

А-ах! Не забыть сказать о травле графа де Камю! Несчастный, он не заслуживает такой участи…

Потёр лицо ладонью. Стоп. Унять мысли. Выстроить всё узнанное по порядку. Запомнить…

— А вас, дорогой граф…

Оказывается, это говорили не ему. Брат Мишель, выскочив откуда-то, как чёртик из табакерки, обращался к совершенно деморализованному де Келюсу.

— … мы попросим поехать с нами. На вас приворот, батенька, да такой въедливый, что мне одному не справиться. Благо, работает он не в полную силу, что-то ему мешает. Ну, да ничего, мы с моим ассистентом распутаем эту удавку в каких-нибудь полчаса…

«Любовь», — вдруг понял Филипп де Камилле. — «Келюс влюблён в Ирис. И поэтому колдовство Лулу не работает в полную силу».

И горько рассмеялся.

Пусть любит. Нельзя ревновать солнце, оно светит всем.

Келюс не может развестись, а он, Филипп, свободен. Хватит, в конце концов, играть в благородство. Надо пойти к Солнцу — и сделать предложение честь по чести.

Только заехать домой, за фамильным обручальным кольцом, что хранится в материнской шкатулке.

Ах, да! А перед этим — навестить таки эту… лживую дрянь. Коварную гадину в ангельском обличье. Лулу.

Глава 6

К тому, что его перехватят на самом выходе из бывшего «весёлого дома», Филипп де Камилле готов не был.

Причём остановили его уже не гвардейцы, которых, очевидно, увели на допрос, а два дюжих брата из Инквизиции.

— Не велено выпускать, брат, — рубанул один.

— Смиренно просим прощения, — поспешно добавил второй, бросив на собрата укоризненный взгляд и словно извиняясь за его резкость. — Вас, ваше сиятельство, не «не велено», а велено выпускать не сразу, но только после того, как кое-что показав. Продемонстрировав, так сказать.