Когда закончится война (СИ)

- Не дома, - сухо роняет он, прожигая глазами во мне дырку. - Истеричка...

- Ах, я - истеричка?!

Теперь я уже жалею, что не метнула ту тарелку ему в голову. Вскакиваю и, в долю секунды оказываясь рядом с мальчишкой, влепляю ему пощечину.

- Тихон! - предупреждающе произносит молодая женщина, поднимаясь со своего места.

Кидаю взгляд на лицо мальчишки и невольно вздрагиваю. Кажется, что в эту минуту он способен на убийство. Стоит передо мной красный от злости и не спускает с моего лица колючего взгляда.

От греха подальше отхожу в сторонку и присаживаюсь на свой стул.

- Ничего, ничего, - тихо приговаривает женщина, гладя меня по голове. Дергаю головой, скидывая ее руку. Никому не позволяю касаться моих волос.

Ледяная вода помогла привести меня в чувство. Мой ум как будто прояснился, теперь я хотя бы в силах отдавать отчет своим мыслям и действиям.

Внутри меня опять поднимается волна раздражения. Мне хочется накричать на них, спросить, чем меня напоили так, что я теперь похожа на чокнутую. Ведь это наверняка какое-то сильнодействующее наркотическое вещество. Другого объяснения я не нахожу.

- Какой сейчас год? - задаю я самый глупый вопрос, пришедший мне в голову.

Женщина быстро переглядывается с мальчиком и отвечает, словно мурлыкает:

- Сорок третий, май.

- Еще два года, - машинально отвечаю я, глядя в ее добрые глаза. - Еще не скоро...

Женщина снисходительно улыбается, разжимая мои сжатые пальцы и забирая из моих рук пустую кружку.

- Хорошо, хорошо, через год...

Наконец я не выдерживаю. Вскакиваю и снова начинаю кричать:

- Хватит уже меня дурить! Это и правда не смешно! Не знаю, как вы это сделали, но верните все, как было! Я сейчас же уеду отсюда, уеду, меня папа заберет!.. Сейчас не сорок третий, и фашистов всех давно перебили... Если это розыгрыш, то он уже затянулся.

Топаю ногой и снова сажусь на стул. Краем глаза замечаю, что Тихон закатил глаза и недовольно что-то ворчит. Кажется, даже пальцем у виска покрутил.

Злюсь еще сильнее. Обманывают меня, как только могут, да еще и меня саму дурой выставляют. Не понимаю только, зачем им это нужно. Первый раз в жизни видим друг друга...

- Ты, Катюша, наверно, просто устала, - продолжает успокаивать меня женщина. - Я же все понимаю, сейчас тяжело...

- Я не Катюша, - признаюсь я.

- А как тебя тогда называть?

Открываю рот, чтобы ответить, но лишь выдыхаю воздух и снова закрываю рот. Наверно, все-таки будет лучше, если я скрою свое настоящее имя.

- Катя, - сдавленно произношу я, потупив глаза.

Слышу, как Тихон фыркает. Проношу это мимо ушей, стараясь даже не глядеть в его сторону.

- Ну хорошо, Катя так Катя, - миролюбиво принимает мою сторону женщина. - Ты выспишься и не будешь больше волноваться...

Хочу объяснить ей, что я совсем не хочу спать, а хочу только одного: вернуться в тот треклятый коридор на третьем этаже лагерного корпуса! Но понимаю, что все мои слова не принимают всерьез. Меня считают ненормальной. И я сама уже такой себя считаю.

Поднимаю руки и гляжу на них, пытаясь найти следы от уколов. Кожа без каких-либо повреждений. Если меня и одурманили, то каким-то другим способом.

Все, что происходит со мной сейчас, кажется нереальным сном. Не находя логического объяснения, я все больше и больше думаю о фэнтези-книгах, где возможно все, вплоть до путешествий во времени. Но какая-та часть моего сознания все еще упирается в мысль о розыгрыше, хотя я уже плохо в это верю. Да мне уже во все трудно верится!

Внезапно приходит осознание того, что произошло. В голове по вискам бьет одна-единственная назойливая мысль: все, что сейчас происходит, происходит на самом деле. На дворе страшный сорок третий год, а я на самой настоящей Великой Отечественной Войне, исход которой мне, конечно же, известен, но не известно лишь одно.

Смогу ли я дождаться этого исхода?..

Четвертая глава

'22 июня 1941...

Сегодня воскресенье. Вера долго ждала этот день. И я тоже.

Отец вернулся еще сегодня ночью, когда все в доме уже спали. Мама уложила нас с Веркой, а сама сидела у окна в другой комнате и не ложилась. Я тоже решил не спать. Не мог я пропустить такое событие - отцу дали отпуск, и он вот-вот должен вернуться домой. Мы не виделись больше полугода.

Верка, наверно, уже видела седьмой сон, а я лежал рядом с открытыми глазами. Боялся, что, если закрою, усну. А вот Верка не боялась. Ну, ее-то понять можно. Пять лет девчонке.

Я, когда шаги услышал, сразу встал с кровати. Тихо пробрался к двери и приоткрыл ее. Помню, как при тусклом свете увидел отца. Он вошел в сени, как всегда, высокий и подтянутый, в военной форме. А мама уже рядом была. Она его, наверно, еще раньше увидела. Из окна.

Я не решился тогда выйти. Мама бы разозлилась, что я не сплю. Она у нас с Веркой самая лучшая, но все-таки я обещал, что не буду дожидаться отца до поздней ночи. Отчасти, я свое обещание выполнил. Я же его не встречал, просто дождался.

И вот мы наконец-то все вместе. Оглядываю сидящих за столом людей, и не могу скрыть своего счастья. Они все тут, в сборе. Такие моменты бывают очень редко.