Когда закроется священный наш кабак

— Наверное, но ты когда-нибудь слышал об этом? Сейчас столько людей, для которых нет ничего святого. Конечно, есть еще та церковь в Бенсонхерсте, думаю, она должна быть открыта в любое время.

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, это именно в Бенсонхерсте. Большая церковь, я забыл ее название. Какого-то святого.

— Да уж, объяснил.

— Разве ты не помнишь? Пару лет назад двое чернокожих ребят украли что-то из алтаря. Золотые подсвечники или что-то там — не знаю. Но оказалось, что в эту церковь каждое утро на мессу ходит мама Доминика Тутто. Ну, того главаря банды, что держит в руках половину Бруклина.

— Да-да, знаю.

— Им было дано указание, а неделей позже эти подсвечники снова стояли на своем месте. Или что там было. По-моему, все-таки подсвечники.

— Не важно.

— А те сопляки, что их стащили, исчезли. Потом я слышал одну историю, но не знаю, правда ли это или только выдумка. Меня там не было, и того, кто мне это рассказывал — хоть я и не помню кто, — его там тоже не было, понимаешь?

— Так что ты слышал?

— Я слышал, что этих двух ниггеров притащили в подвал Тутто, — начал рассказывать Томми. — И подвесили на крюки для мяса. — Недалеко от нас мигнула очередная вспышка. — А потом заживо содрали с них кожу. Но кто знает? Таких историй можно услышать много, но никогда не знаешь, чему верить.

— Тебе стоило пойти с нами сегодня днем, — сказал мне Скип. — Я, Киген и Русландер сели в мою машину и рванули на ипподром. — Он заговорил, растягивая слова и имитируя акцент уроженцев западного побережья: — Участвовали в королевском спорте, сделали свой вклад в улучшение породы, на самом деле.

— Мне нужно было выполнить кое-какую работу.

— Лучше бы мне тоже было поработать. Чертов Киген, у него по всем карманам были рассованы маленькие бутылочки, он приканчивал их по одной за забег — полные карманы. И ставил он не на лошадь, а на ее имя. Была там одна лошадка — Королева Джил, которая не побеждала с тех пор, как Виктория стала королевой. Киген вспомнил девчонку по имени Джил, в которую был влюблен в шестом классе. Поэтому, конечно, поставил на эту лошадь.

— И эта лошадь пришла первой.

— Конечно, эта лошадь пришла первой. Она победила при ставках двенадцать к одному, а Киген купил на нее десятидолларовый билет, а потом сказал, что ошибся. Какая ошибка? А он говорит: «Та была Рита, а Джил звали ее сестру. Теперь я вспомнил точно».

— В этом весь наш старина Билли.

— Ну и целый день был таким, — сказал Скип. — Он ставил на своих старых подружек и их сестер и выпил полкварты[23] виски из этих маленьких бутылочек. Русландер и я проиграли, не знаю, сто — сто пятьдесят долларов, а этот чертов Билли Киген выиграл шестьсот баксов, ставя на имена своих девушек.

— А как ты и Русландер выбирали лошадей?

— Ну ты же знаешь нашего актера. Он втягивает голову в плечи и идет общаться, разговаривая уголком рта, как те, кто продают сведения о лошадях. Поговорит с двумя-тремя ребятами с лошадиными лицами и возвращается с информацией о победителе. Наверное, ребята, с которыми он говорил, тоже актеры.

— И вы оба ставили на выбранных им лошадей?

— С ума сошел? У меня научный подход.

— Ты изучаешь их данные?

— Я ничего не могу там понять. Я просто наблюдаю, у какой лошади был срыв, когда на нее ставили большие деньги. Также я спускаюсь вниз, смотрю, как они идут, и отмечаю, какая хорошо срет.

— Очень научно.

— Абсолютно. Кто захочет вкладывать серьезные деньги в кобылу, страдающую запором? Что это за скакун, если он измучен нерегулярностью стула? Мои лошади, — Скип прищурил глаза, — все отличные.

— А Киген сумасшедший.

— Ты все правильно понял. Он опошлил мой научный подход. — Скип нагнулся, чтобы вытащить сигареты. — О, Иисусе, я люблю эту жизнь. Богом клянусь, я для этого рожден. Пол своей жизни я проведу, занимаясь собственным кабаком, а другую половину — шатаясь по чужим барам и время от времени убегая оттуда, чтобы слиться с природой и творением рук Божьих.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Мне это нравится, — сказал он спокойно. — Вот почему я собираюсь заплатить этим сволочам вымогателям.

— Они звонили?

— Прямо перед тем, как мы поехали на ипподром. Они передали свои не подлежащие обсуждению требования.

— Сколько?

— Достаточно, чтобы я не принимал мои проигрыши на скачках всерьез. Кого колышет, выиграешь ты или проиграешь сотню долларов? А я проигрался не сильно, ведь это перестает быть забавным, только когда речь заходит о серьезных деньгах. Они хотят серьезных денег.

— Ты собираешься заплатить им?

— Мы собираемся завтра встретиться кое с кем. — Скип взял свой стакан. — С юристами, бухгалтерами. Если только Касабиан перестанет беситься.

— А потом?

— А потом, я думаю, мы попытаемся обсудить не подлежащее обсуждению и, наверное, заплатим, черт возьми. Что еще юристы и бухгалтера могут нам сказать? Поднять армию? Начать партизанскую войну? Такого совета от юристов не дождешься.

Он достал из пачки новую сигарету, постучал ею, поднес ко рту, снова постучал и наконец прикурил.