Когда закроется священный наш кабак

Я открыл дверь стенного шкафа. Она могла спрятаться там, хотя это было бы не очень удобно. Шкаф был забит: полки, загруженные несколькими дюжинами обувных коробок; вешалка, забитая одеждой на плечиках. Томми наверняка взял с собой парочку костюмов и свитеров, но и оставшихся шмоток было больше, чем у меня.

На туалетном столике стояли флаконы с духами. Я вынул пробку из одного и поднес ее к носу. Духи пахли ландышем.

Пробыл в комнате я довольно долго. Есть люди, более чувствительные, которые берут вещи с места убийства. Наверное, каждый так делает, просто чувствительные лучше понимают, на что они настроены. У меня не было никаких иллюзий относительно моих способностей уносить с собой флюиды, испускаемые комнатой, одеждой или мебелью. Запах — вот что четко отпечатывается в памяти. Но ее духи только напомнили мне, что моя тетя душилась такими же цветочными ароматами.

Я не знал, что я здесь делаю.

В спальне стоял телевизор. Я его включил, потом выключил. Она могла смотреть телевизор, она могла даже не слышать грабителя, пока они не открыли дверь. Но ведь тогда он должен был услышать звук работающего телевизора. Зачем заходить в комнату, если знаешь, что там кто-то есть, когда можно просто ускользнуть незамеченным?

Возможно, он хотел ее изнасиловать. Вскрытие показало, что никакого изнасилования не было, хотя это и не исключает самого намерения. Он мог достичь сексуального удовлетворения убивая, мог впасть в ярость, мог...

Томми спал в этой комнате, жил с женщиной, от которой пахло ландышами. Я видел его только в барах, видел в обнимку с девушкой и с выпивкой в руке и слышал его смех, который эхом отражался от стен. Я не мог представить его в этой комнате, в этом доме.

Я прошелся по другим комнатам второго этажа. В той, что служила, по-моему, гостиной, на радиоприемнике стояли фотографии в серебряных рамках. Здесь была стандартная свадебная фотография: Томми в смокинге, невеста в белом с бело-розовым букетом. На фотографии Томми был худым и невероятно молодым. Он щеголял с короткой стрижкой, которая выглядела дико в 1975-м, особенно в сочетании со свадебным костюмом.

Маргарет Тиллари — когда делалось фото, она могла быть еще Маргарет Вэйленд — была высокой женщиной с уже тогда твердыми чертами лица. Я смотрел и пытался представить ее старше. Она, наверное, набрала несколько фунтов за эти годы. Большинство людей не становятся стройнее с годами.

На других фотографиях были люди, которых я не знал. Думаю, родственники. Я не заметил ни одной фотографии сына, о котором мне рассказывал Томми.

Одна дверь из гостиной вела в платяной шкаф, другая — в ванную, третья открывалась на лестницу, идущую на третий этаж. Наверху была спальня, из окна открывался замечательный вид на парк. Я вытянулся в кресле, спинку и сиденье которого покрывала кружевная накидка, и стал наблюдать за движением по Колониал-роуд и за бейсбольной игрой в парке.

Я представил, как здесь сидела тетя и смотрела на мир через это самое окно. Если я и слышал ее имя, то не запомнил его, а ее портрет сложившийся в моем воображении, представлял собой этакую типичную тетушку — своеобразная смесь различных незнакомых мне женских лиц с фотографий и каких-то черт моей собственной тети. Она уже давно умерла, это безымянная, придуманная мной тетя, умерла и ее племянница, и скоро этот дом будет продан и в нем поселятся другие люди.

Ну и работенка будет: выносить отсюда барахло, оставшееся от Тиллари. Тетина спальня и ванная комната занимали переднюю треть последнего этажа; остальное пространство было отдано под склад, чемоданы и картонные коробки были сложены под наклонной крышей вместе с отслужившей свое мебелью. Что-то было завешено тканью, что-то нет. Но абсолютно все покрывал слой пыли, пылью был полон воздух.

Я вернулся в спальню тети. Ее одежда до сих пор лежала в комоде и шкафу, а туалетные принадлежности заполняли аптечку в ванной. Гораздо проще оставить все на месте, если дополнительное пространство не нужно.

Я подумал: а что тогда мог вытаскивать Херрера? Ведь именно благодаря этой работе он попал в дом Тиллари — вывозил на тележке лишние вещи после смерти тети.

Я снова сел в кресло. Я нанюхался пыли наверху, уловил запах одежды старой женщины, но в носу по-прежнему стоял аромат ландышей, перебивающий все остальное. Мне он уже надоел, и я хотел бы перестать его чувствовать. Мне казалось, что меня больше преследует воспоминание об этом аромате, чем он сам.

В парке напротив двое мальчишек играли в «собачки», а третий мальчик тщетно бегал между ними взад-вперед, пытаясь поймать потрепанный мяч. Я наклонился вперед и оперся локтем о радиатор, наблюдая за ними. Я устал от этой игры гораздо раньше, чем они сами. Встав с кресла, я прошел через комнату и спустился вниз на первый этаж.

Я как раз стоял в столовой, размышляя, есть ли у Томми дома выпивка и где он может ее держать, и тут вдруг кто-то прочистил горло в паре ярдов[24] от меня.

Я замер.

Глава 11