Я поворачиваюсь к Оле. До чего у нее грустный вид!
Мне хочется попросить у нее прощения и свернуть тему. Но, подумав секунду-другую, я принимаю иное решение. Нам пора побеседовать честь по чести.
Я сажусь напротив нее и представляю, что нахожусь в комнате Джеки с диваном цвета морской волны, теплым светом, юккой в углу; от всего этого я чувствую у себя внутри перемену. Я первой беру слово: убеждаю Олу, что мне стыдно за то, что я разболтала ее тайну, стыдно за свое недостойное поведение. Говорю, что расплачиваюсь за поступки ее матери по отношению к ней, что мне очень трудно ходить на цыпочках и горько сожалеть о всех своих проступках. Признаюсь, что ужасно скучаю по ней – двоюродной сестре, которая всегда за меня вступалась, вплоть до того, что не позволяла обсчитать меня на каких-то полфунта…
Ола уже с трудом сдерживает слезы. Я глажу ее по руке.
– Мы годами не были друг с другом откровенны, правда? – спрашиваю я шепотом.
Следующие несколько минут Ола изливает мне душу, а я слушаю, не смея ее перебить и не отпуская ее руку. Она рассказывает про свой брак, про то, что чувствует себя женой только по умолчанию, что они с Джоном не были бы вместе, если бы она не забеременела. Она признается, что ей очень трудно доверять людям, что она постоянно следит за каждым шагом Джона и что это сильно мешает их браку. Джон не перестает заверять ее в своей любви; да, предложение на пикнике – правда, но она никому об этом не рассказывала, потому что сомневалась в его любви.
– Сколько Джон меня ни уговаривал, – всхлипывает она, – я не могла отделаться от мысли, что он любит меня только как мать своих детей, что я – не любовь всей его жизни. А недавно он сознался, что тогда, давно, ему нравилась ты, и я почувствовала страшную неуверенность. Почему, по-твоему, я отказалась от парика? – Она тянет себя за тугой «хвост». – Знаю, это звучит глупо, но я никогда не была уверена в себе. Даже в детстве. Думаю, в этом виновата моя мать.
– Мне знакомо это чувство, – говорю я дрожащим голосом. – Только у меня это касается того, в отношениях я или нет. Знаешь, моя мать сравнивает меня и с тобой.
Теперь у меня дрожат губы, сжимается сердце. Хватит! Я вскакиваю и обнимаю ее.
– Прости! – говорим мы друг дружке, вытираем друг дружке глаза и щеки, но наши слезы льются и льются. Как давно я этого хотела!
– Хорошо, что нас никто не видит. Пускаем пузыри, как малолетки, – смешит меня Ола и шмыгает носом. – Слышала, тебя сократили. Ты как?
С глубоким вздохом я выкладываю Оле правду.
– Не переживай, – говорит она. – Я поступила бы так же. Все, что угодно, лишь бы избежать мамашиных нравоучений!
Мы опять смеемся, потом ее улыбка меркнет.
– Я такая бестолочь! – шепчет она, глядя перед собой невидящими глазами. – Джон заслуживает лучшего.
Я глажу ее по голове, не смея нарушить молчание. Наконец собираюсь с духом и говорю:
– Не пойми меня неправильно, Ола, но ты не думала обратиться к психотерапевту?
Всему свое время
Записка 3:
Праведные будут славить Твое имя; честные будут жить в Твоем присутствии
(Псалтирь 139:14)
Записка 4:
Потрясающая женщина – это я.
Сегодня Джеки в кроссовках Adidas Superstars с белыми носками и с тремя синими полосками по бокам. Я рассказываю ей о том, как прекрасно прошла у меня неделя и как я использовала десятки записочек – заполнила их похвалами себе самой, даже переписала свое любимое стихотворение «Потрясающая женщина» Майи Энджелоу[29]
. Все они висят на стене моей спальни, образуя сердечко. Еще я рассказываю о своем решении изменить карьеру. Да, я не успела к сроку в Sanctuary, но сдаваться не собираюсь. Я хочу работать в благотворительности.– Должна сказать, – говорит Джеки, поправляя свою шаль, – на этой неделе у тебя более веселый вид.
– Спасибо! – Я сверкаю зубами.
– Теперь, если не возражаешь, – она заглядывает в свои записи, – я вернусь к тому, что ты упомянула на прошлой неделе. – Она ненадолго умолкает, я ерзаю на месте.
– Знаю, о чем речь, – говорю я со вздохом. – О том, что Феми захотелось кого-то получше, посветлее…
Джеки удобнее устраивается в кресле.
– Ты согласна начать с этого?
Я вожу пальцем по своему бедру, чувствуя на себе взгляд Джеки. Невозможно просто так признаться ей, что я думала осветлить кожу. Но Донован прав: ты получаешь от психотерапии то, что в нее вкладываешь.