Когда зацветет сакура…

Солнце, приподнявшись над горизонтом, высветило лица сидящих в самолете людей. Даже переводчик Цой, который незаметно дремал все это время в углу, ожил в своем усталом облике и просветлел. Сидел, потирая спросонья азиатские свои глаза, – солнце мешало. Алексей, чтобы понаблюдать за рождением нового дня, пересел на другую сторону и теперь завороженно смотрел в иллюминатор. Вот она, картина, достойная кисти великого художника! Впрочем, разве может кто-то распорядиться красками лучше самой природы? Просто поразительно! Кто тот великий творец, что мог создать такую красоту? Все здесь поражало воображение – и это воспрянувшее ото сна и дышащее жизнью, тронутое золотом небо, и эти просветленные пурпурные дали, и эти исключительно белые, словно сахарная вата, облака внизу… И в центре всего – этот яркий огненный шар, что медленно и величаво всплывал из-за дальних островов и устремлялся вверх, зажигая собою пространство и время. И казалось, это сердце Вселенной, вырвавшись из ее груди, освещало людям дорогу к счастью.

Такое чудо Алексею пришлось наблюдать лишь однажды. Жизнь не баловала его. Это благополучные люди могли каждый выходной проводить за городом, а он все вкалывал, вкалывал… Надеяться было не на кого – только на себя. Ну разве что порой старший брат Александр приезжал из деревни и привозил ему с десяток яиц и кринку сметаны. Вот он и крутился. Когда две смены подряд отбарабанит, когда и выходной прихватит. А когда женился, то и вовсе забыл про отдых. Нина ему: как же так? Ты же себя гробишь. А он: ты же знаешь, что мне не на кого надеяться. А у нас с тобой ни мебели, ни других вещей. Даже порядочной одежонки не имеем. Лишь изредка удавалось им вырваться в город. Больше всего они любили ходить в Струковский парк. Придут – и сразу в павильон. Нине Жаков возьмет бутылку лимонада и мороженое, а себе рюмку водки. А то и бокал пива. Посидят, потешат себя – и на танцы. Танцевали они хорошо – специально для этого в школу танцев при заводском клубе ходили. Они и вальс умели со всякими выкрутасами танцевать, и быстрый фокстрот, и аргентинское танго… Любили и вальс-бостон – шикарный больно танец, богатый на эмоции и чувства. А сколько в нем элегантности!

Не обходили они и театры. Здесь они предпочтение отдавали опере. Всех композиторов знали, более того, даже арию иную могли наизусть воспроизвести. Особенно Алексей. Запоет порой по радио какой-нибудь тенор – он тут же начинал подпевать ему.

А еще они любили бывать на Жигулевских горах. Такое случалось редко, но уж если они туда попадали, то обязательно совершали лодочный поход по Самарской луке. Это был излюбленный маршрут для туристов, который молодежь называла «кругосветкой». Сядешь в лодку в одном месте и, обогнув Жигули, туда же вернешься потом…

Вот там, на этих горах, они однажды и встретили с Ниной рассвет. Специально поднялись на кручу, чтобы понаблюдать за восходом солнца.

Вокруг тяжелая цепь гор, покрытых широколиственными и хвойными лесами. Берендеево царство – не меньше. Войдешь в лес и заблудишься. Алексей помнил, как, поднимаясь в темноте на гору, Нина боялась оступиться, а еще больше боялась, что они заблудятся. Он подтрунивал над ней: дескать, я и не знал, что ты такая трусиха. Ты же, мол, спортсменка, лыжную гонку выиграла на городских соревнованиях. А она: то лыжи, а здесь горы… Успокоилась, когда они оказались на вершине, откуда хорошо просматривался горизонт. Но это днем, а тогда еще было темно, и лишь где-то далеко-далеко на востоке тонкой пурпурной полоской обозначился рассвет. Ждать пришлось недолго, и вот уже огромный раскаленный шар, пробив земную толщу, медленно всплывал над горизонтом, покрывая золотом все вокруг: и далекие леса, и пашни, и луга, и речки, и озера… Вспыхнуло небо, и померкли звезды. А огненный шар продолжал величественно и гордо подниматься над землей. Вот, оторвавшись от нее, он поплыл вверх…

– Как красиво! – прижавшись к мужу, восхищенно произнесла Нина. В ее зеленых глазах отразились все краски возникшего чуда – и золото, и бездонная голубизна небес, и сахарная свежесть плывущих над головой облаков, и сизый шорох беззвучно плывущего снизу от Волги тумана…

«Вот… вот это то, для чего мы живем! – очарованный зрелищем, радостно думал Алексей. – А мы, дураки, все ищем ответ, в чем смысл жизни… Да здесь он, здесь, в этом чудном миге рождающегося дня! Ведь это начало всех начал. Здесь и мир, и покой, и сила энергии, и надежда, и свет… То, что необходимо нормальному человеку. Иного не должно быть. Иное сродни плоду больного воображения. Все эти кровавые войны, революции, политика, погоня за деньгами… Это ничто по сравнению с тем, что они видят сейчас. Ничто! Это всего-навсего жировые отложения нашего порой бесплодного сознания, превращающегося часто от этой бесплодности в нечто агрессивное и уродливое».