В это время со всех экранов Жириновский обещал каждой бабе – по мужику, а каждому солдату – мыть сапоги в Индийском океане.
– Как я буду обещать то, что не могу выполнить? – недоумевал Федоров. – Моя идея – народные предприятия, вот об этом я буду рассказывать.
В политике без популизма нельзя, увы. Святослав Федоров остался в памяти россиян выдающимся глазным хирургом. Хотя он мог бы быть и отличным руководителем страны.
…Это был совершенно обычный день, полный того ощущения легкой расслабленности, какая всегда возникает в начале лета. Я разбирал почту в кабинете, когда мне вдруг позвонил Михаил Пономарев.
– Эдуард Михайлович, это кошмар… – Мишин голос словно его не слушался. – Федоров разбился.
– Что?! – Я был уверен, что ослышался: Федоров не мог разбиться. Никогда в жизни. Он два раза попадал в страшные аварии и оба раза выходил из них живым и здоровым. – Он наверняка жив, Миша! Не может такого быть!
– Может. Вертолет упал. Все четверо – насмерть.
Через пять минут то же самое мне сказали с экрана телевизора: программа «Вести» началась с гибели Святослава Федорова.
Он разбился недалеко от Москвы – возвращался домой из Тамбова, с конференции. Конечно же, на вертолете своей клиники. Что-то случилось – и железная машина рухнула на пустырь в районе Братцева, возле МКАД.
Я не мог сидеть на месте. Сел в машину, рванул в Протасово, взял с собой Ирэн Ефимовну… Она была словно не с нами – кажется, вообще не понимала, что происходит вокруг.
На месте катастрофы работали службы МЧС во главе с Сергеем Шойгу.
– Тебя я проведу к вертолету, – окинув нас взглядом, сказал Сергей. – А Федорову – нет. Пусть подождет в нашем автобусе.
Он был прав.
Мы шли по мягкой, едва тронутой травой земле. Под ногами хрустел мусор. Может быть, уже не мусор? Может, мелкие обломки вертолета?
Сам вертолет лежал бессмысленной глыбой. Я рефлекторно отвернулся, понимая, что сейчас увижу то, что осталось от Федорова, – и что я не хочу этого видеть.
Отвернулся лишь на секунду. Последняя возможность увидеть его – в каком бы то ни было виде.
Зрелище оказалось ужасным: голова разбита, руки и ноги в неестественном положении… Я вдруг остро ощутил: это всего лишь тело, оболочка. Его душа уже не в этом разбитом сосуде.
Святослава Николаевича похоронили у церкви Рождества Богородицы, над которой он много лет шефствовал, жертвуя деньги на ее восстановление. История церкви необычна, как и история самого Федорова, – в ней был похоронен отец генералиссимуса Суворова, а сама церковь считалась домовым храмом рода Суворовых.
Ирэн Ефимовна так и не смирилась с утратой. Поминки мы отмечали не в их, а в нашем доме в Протасово – состояние Федоровой было таким, что она просто не могла ничего организовать. На надгробном памятнике она написала ту самую легендарную фразу, какую Нино Чавчавадзе посвятила Грибоедову: «Зачем пережила тебя любовь моя?»
Она так и не поверила в то, что смерть ее мужа была несчастным случаем.
Я тоже долго сомневался, пытался искать злой умысел. За год до смерти Федорова ему начали говорить открытым текстом:
– Святослав Николаевич, идите на пенсию. Мы вас полностью обеспечим, но все руководство клиникой «Микрохирургия глаза» передайте нам.
И, поверьте, слова эти звучали отнюдь не так уважительно, как я сейчас их передаю. Кто говорил? Это вечная история – некоторые из его учеников. История Иуды потому и не забывается, что она – вечна. Прошло две тысячи лет, и пройдет еще столько же, а предательство так и останется жить.
Но все же… Нет, думаю, это был несчастный случай.
Старый, многое на своем веку повидавший вертолет, построенный в Югославии по французской лицензии, периодически требовал ремонта. А поскольку оригинальных деталей уже было не достать, местные слесари вытачивали необходимые запчасти на своих станках. Наверное, какая-то из запчастей оказалась слишком хрупкой…
В тот день, когда Федоров погиб, мы сидели с Шойгу друг напротив друга в автобусе МЧС. Он, такой же серый от горя, как и я, говорил:
– Если только это убийство, я его найду.
Я точно знаю: он искал. Очень тщательно искал.
Все-таки несчастный случай. Святослав Федоров умер так же, как и жил, – в полете.
Глава шестнадцатая
ВГТРК
Работа на ТВ-6 была для меня бесконечным праздником – несмотря на то что приходилось искать деньги, уворачиваться от криминала (однажды я всерьез опасался за свою жизнь – на нас наехали чеченские бандиты, спасти нас не смог ни один генерал – только дагестанские бандиты), решать многие проблемы самому.
Там была команда молодых единомышленников – мы горели эфиром.
Работа на ВГТРК стала адом. Коллектив все еще сравнивал меня с Попцовым и порой высказывал, что вот при Олеге Максимыче было лучше-с. Меня это злило: в конце концов, мы все равно все друг друга знали – телевизионный мир не так велик, чтобы, прожив в нем пару десятков лет, не перезнакомиться друг с другом. И до моего прихода на ВГТРК практически со всеми ее сотрудниками у меня были теплые приятельские отношения.