Когда журналисты были свободны

Прогибаться под «федеральную повестку» было все сложнее. Мои отношения с Чубайсом обострились до предела. Он всячески давал понять, что я его категорически не устраиваю. По вечерам я оставался один в своем кабинете и крепко пил. Я понимал, что это не может продолжаться долго, нужно сделать решительный шаг… Но и на этот шаг тоже нужно решиться.

«Ну хорошо, – сказал я себе. – Съезжу в командировку в Англию – и тогда уже все обдумаю».

Телевизионщиков России пригласили посетить с дружеским визитом службу новостей Би-би-си. Конечно, я не мог отказаться. Правда, незадолго перед этим сам перенес операцию, восстановиться еще не успел – но и от шанса увидеть Би-би-си тоже не стал отказываться.

Нас было несколько человек – кто постарше, кто помоложе. Чемодан мой был тяжелым, а нести его предстояло довольно далеко. Недавняя операция давала о себе знать.

– Будь добр, – попросил я одного из членов нашей делегации, на вид самого молодого и крепкого, – понеси, пожалуйста, мой чемодан.

– Конечно, Эдуард Михайлович, – он улыбнулся, – без проблем.

Лучше бы я не ездил. Наша встреча с президентом совета директоров Би-би-си оказалась совсем непохожей на те приятные и уважительные разговоры, что мы вели, например, с Тедом Тернером.

– А, Эдуард Сагалаев! – Главный по Би-би-си изобразил на лице усмешку. – Вы приехали из страны проигравшего социализма!

– Да-да, – кивнул я. – Мы приехали в страну победившего гомосексуализма.

В тех условиях это была шутка на грани фола, а может быть, и за гранью. Грубая и резкая. Сейчас я бы ответил ему по-другому. Но тогда обида за свою страну и тот пренебрежительный тон, каким этот чиновник отзывался о России, буквально взбесили меня.

Впрочем, он не стал отвечать. Он даже сделал вид, что ничего не расслышал.

Визит наш длился недолго. Помимо официальной части была и неофициальная – мы все выпивали (точнее, скажу так – я выпивал. А дальше пусть каждый говорит за себя), общались…

Вернулся в Москву.

– Эдуард Михайлович, вас вызывает к себе Чубайс.

– Вот смотрите, – Чубайс положил передо мной на стол листки бумаги.

На хорошей белой бумаге качественным принтером была напечатана вся история моих похождений в Англии. От момента, когда я якобы принудил сотрудника нести за собой чемодан, до момента, когда я, позабыв про честь страны, крутил шашни с какой-то зеленоглазой ирландкой.

Это особый вид иезуитства – письма-доносы. В них вроде бы все правильно. Сотрудник за мной чемодан нес? Нес. Но я не приказал, а попросил человека – по-дружески, просто потому, что не мог таскать тяжести. С зеленоглазой ирландкой общался? Конечно, общался. Возможно даже, приглашал ее на медленный танец – почему нет?

Выпивал? Да, выпивал. Шутку про проигравший социализм «отбил»? Да, не самым удачным образом, но отбил.

Вроде бы все правильно. Но читаешь интерпретацию – и видишь себя в образе распущенного барина, который думает лишь о выпивке и женском обществе.

Это он письмо и написал. Тот парень, которого я попросил понести мой чемодан. Тот, что был самым молодым и крепким.

– Должен сказать, – Чубайс едва сдерживал усмешку, – Бориса Николаевича не устраивает ваше поведение. И в частности – ваше пьянство.

И вот тут я расхохотался.

– Бориса Николаевича не устраивает мое пьянство?! – Я хохотал и не мог остановиться. – Анатолий Борисович, пусть он сам мне об этом скажет – только тогда я в это поверю.

Борис Николаевич в тот момент был в глубоком творческом… хм, отпуске. И мы оба это прекрасно знали.

Они все-таки нашли способ выдавить меня из ВГТРК. Просто перестали давать деньги из бюджета. Это означало – мне нечем платить сотрудникам зарплату. А сотрудники мои – не только работники московской студии, но и региональных филиалов.

И вот тогда уже я написал заявление на имя Ельцина. И изложил в нем все – и то, как мелочны методы работы Чубайса, и как он воюет с телекомпанией методом шантажа и запугивания… К Ельцину это письмо так и не попало.

А у Чубайса, возможно, хранится до сих пор.

Глава семнадцатая Выборы-2000

Работая на ВГТРК, я не обрывал связи с ТВ-6. По-прежнему оставался совладельцем компании. Не вмешивался в оперативное управление, но принципиальные решения со мной согласовывались.

Было ощущение, что я вернулся к себе домой. Ездил в долгую, тяжелую, изматывающую командировку и наконец-то вернулся – к своим.

– Шеф! Шеф пришел! – Даже не помню, кто первый произнес эту фразу.

Но меня обнимали и радовались – и то и другое искренне.

И казалось, жизнь снова вошла в привычное русло. Я снова торопил утро, чтобы побыстрее приехать на работу, мы снова фонтанировали идеями и претворяли их в жизнь. И снова (я зарекся!), снова никакой политики.

– Мы – семейный, музыкальный, молодежный канал, – говорил я себе и коллегам. – Мы – «про реальную жизнь».

Мы все вместе делали «наше» телевидение. Вспоминаю Виктора Мережко, Бориса Нувахова, Левона Чахмахчяна, Ларису Синельщикову, которые работали на ТВ-6 в те годы. Этот список можно продолжать, и я прошу прощения у тех, кого не упомянул здесь.