Когда журналисты были свободны

Я продолжал руководить Национальной ассоциацией телерадиовещателей, заниматься поддержкой региональных СМИ. Работа эта мне нравилась – и нравится по сей день: мы помогаем развиваться местным телекомпаниям.

Мне по-прежнему везет с командой: в разные годы со мной рядом были Елена Злотникова, Александр Карпов, Светлана Устинова, Михаил Пономарев, Наталья Пискунова. Последнее время генеральным директором НАТ является Александр Широких, живой, глубокий и сверхнадежный человек. И конечно, в нашей команде – девочки (так я их называю): Ирина Матвеенко, Анна Жусупова, Мария Сысоева, Регина Юркина, Ирина Кочергина, Ирина Шаркович, Светлана Сенюхина. Это почти весь небольшой, но дружный и высокопрофессиональный коллектив.

Но тогда, в начале 2000-х, я словно стоял на пороге новой жизни. И она пришла.

Все началось с того, что мы с дочкой поехали на Бали. Не как туристы, скорее, как паломники. К тому моменту я уже всерьез «заболел» Индией: пару лет назад я приезжал в эту страну по приглашению посла в Индии Александра Михайловича Кадакина и его советника Сергея Кармалиты. Они давно меня звали: «Приезжай в гости!» – и я однажды собрался и поехал.

Никаких мистических откровений Индия в ту поездку мне не явила. Просто я понял: это моя страна. Мне в ней легко, комфортно, я словно родился здесь.

Поэтому, когда выбирали с дочкой, куда поехать, почти наугад ткнули пальцем в Бали: остров похож на Индию, но все-таки – другая страна, будет что посмотреть. Бали – единственный остров в Индонезии, где основной религией считается не мусульманство, а индуизм. Индуистских храмов на острове – едва ли не больше, чем обычных зданий.

Темный, словно высушенный на солнце балиец сливал в стакан кровь змеи. Совсем недавно она была жива… Она и сейчас продолжала жить, только уже как лекарство для повышения иммунитета.

Змеиная кровь на Бали считается едва ли не самым популярным средством профилактики всевозможных заболеваний.

– Попробуешь? – предложила дочь.

– Да, – я кивнул, хотя не был до конца уверен, что мне стоит это дегустировать. Но – вдруг это единственный мой шанс испытать на себе эффективность балийского лекарства? В конце концов, что я теряю?

Балиец наполнил стакан кровью второй змеи. Посолил, поперчил, добавил специфических приправ, протянул мне.

Я взял стакан. Стараясь не нюхать и не останавливаться, выпил стакан целиком. Поставил на стол. Первое ощущение не имело никакого отношения к здоровью: «Я сделал это!» А потом я понял, что чувствую себя так, словно мне двадцать лет. Тело требовало физической активности, мозг работал как часы. Все-таки это был не обман: змеиная кровь действительно дает мощный толчок, заряд бодрости.

Дочка смотрела на меня с восхищением.

Но все-таки не змеиная кровь стала для нас главным переживанием.

Балийская музыка – странная, ни на что не похожая, древняя. Балиец ударял в гонг – и звук воспринимался только одним ухом. Снова ударял – и звук шел в другое ухо, оставляя первое совершенно «свободным».

Я не мог понять природу такого формирования звуков, много раз прислушивался – действительно, какие-то звуки шли только в одно ухо, какие-то – только в другое. Мистика.

После поездки на Бали прошло уже недели полторы. Я почти забыл то странное ощущение, что охватило меня, когда я пил змеиную кровь и слушал музыку гонга. Москва меняет взгляд на мир, у нее в приоритете – работа, прагматизм и цейтнот.

День был взбалмошный и суматошный. Вечером хотелось «выключить» всю суету и просто побыть наедине с собой. Я поставил медитативную музыку, лег на диван, закрыл глаза – и вдруг меня унесло.

С тех пор прошло больше десяти лет, но ощущения свежи, как будто я испытал их только что. Я вдруг поднялся над своим телом. Я видел диван, себя, лежащего на нем, свою квартиру. Потом увидел Москву. Потом – земной шар.

Наверное, это нужно назвать космосом – то, куда я поднялся. Я видел Вселенную. Она – как пчелиный рой, состоит из живых частиц. Причем не только живых, но и связанных между собой миллиардами нитей. Если одна пчела заболеет, весь рой будет чувствовать себя плохо.

Но что такое одна пчела? Где та вселенская единица измерения? Одна пчела – это одна планета? Один человек? Одна кошка? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Но тогда все казалось правильно и понятно. И, как ни странно, – спокойно. Я услышал голос своей мамы.

– Эдик, не бойся смерти, – говорила она. – Мы все здесь, мы тебя ждем. Все будет хорошо.

Я не видел ее, но она была рядом. Кажется, еще чуть-чуть – и я почувствую прикосновение ее руки на своем плече.

Наверное, это длилось минут двадцать – но было ощущение, что вне своего тела я провел вечность. Очнулся на том же диване, в той же квартире, но совершенно потрясенный.

Я никогда не наблюдал за собой склонности к экзальтации и вере в сверхъестественное, считал себя стопроцентным прагматиком. И первым порывом было – понять, что со мной произошло, найти этому логическое объяснение.