Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях

Обычный человек обращен скорее в прошлое, чем в будущее. Андрей Фетисов подчеркивает: «Сегодня выигрывает тот политик, который делает ставку на месcедж, узнаваемый для электорального (что в условиях развитой демократии, что в условиях авторитарных форм власти) сознания. А это знакомое содержание усвоено из недавнего прошлого – понятного и относительно благополучного. Кроме этого, прошлое запечатлено в сознании активного (скорее не политического, а экономического) большинства через образы и установки массовой культуры. К примеру, если в русском секторе Youtube посмотреть комментарии к советским песням, роликам из фильмов, то горестные интонации об ушедшей юности сопровождаются знаменитым вопрошанием «Какую страну просрали?».

Вероятно, одной из сильных сторон либеральной демократии следовало бы считать ставку на ценность развития, в том числе развития большой свободы и автономности личности. Но в результате удачно сложившихся факторов экономического, политического и технологического (возможно, это и есть самое главное) характера общественное развитие в самом конце прошлого века опередило человеческое сознание. Будущее наступило раньше, если так можно сказать. Раньше как для обывателей, так и для политиков. Национальное государство, особенно в лице профессиональных бюрократов, не успевает за технологическими новациями и социальными изменениями. У бюрократии «плывет» объект управления. Политики же даже в авторитарных государствах ловко примеривают медийные маски, обращаясь к гражданам, повышая градус популизма в обществе спектакля» [1].

Человек теряет свой статус интеллектуальной вершины цивилизации. Сегодня его место занимают алгоритмы. Справедливо говорит П. Сафронов: «Алгоритмическое знание собирает и пересобирает человечество как статистический артефакт. Тонкая калибровка достаточно (не)совершенных дистанций, настройка диапазонов уступает место аналитике трендов. Большинство и меньшинство, так сказать, объективируются. Сознавая сложность идеи „объективности”, я позволю себе не вдаваться здесь в ее обсуждение. Для цели настоящей реплики существенно, что большинство и меньшинство, будучи квантифицированы, утрачивают статус субъектных позиций. Как показывают исследования в сфере поведенческой экономики, способность человека принимать осознанные решения вообще сильно переоценивается. Оказывается, что лелеемое некими философами достоинство субъекта держалось на слабых вычислительных мощностях и неразвитости сервисной структуры» [2].

Все это связано с тем, что усложнение мира, в котором мы живем, ускоренные процессы его трансформации выдвигают на поверхность иные методы управления. Управление одной страной не может не отличаться от управления миром.

Ф. Закариа написал статью о закате экономики [3]. В эпоху холодной войны интеллектуальными вершинами считались специалисты по идеологии и геополитике типа Киссинджера. Потом настала эра экономики. Однако после кризиса 2008 года стало понятно, что экономика не понимает современного человека, ничего не может предсказать из-за этого. Ф. Закариа говорит об уходе экономики с пьедестала: «Социальные науки отличаются от естественных, поскольку, как сказал Г. Саймон, „субъекты нашего исследования могут думать”, а он был одним из немногих, кто был первым и в том, и другом типе науки. Когда мы захотим понять мир следующих трех десятилетий, мы будем отчаянно нуждаться и в экономике, и в политологии, социологии, психологии, а также вероятно, даже в литературе и философии».

Сегодня мы находимся в точке, когда технологическое развитие стало обгонять человека. Конечно, каждая индустриальная революция в результате порождала нового человека. Так делали и большие проекты внутри индустриальной революции, например, атомный проект в СССР и США нуждался в новом типаже рабочего, чем приходилось заниматься дополнительно, «окультуривая» его до уровня поставленных задач. Правда, и индустриальные революции делали то же самое, когда из сельского труженика создавали рабочего. Тогда менялась даже «физиология» человека. В Англии, например, чай стал массовым продуктом, поскольку надо было удерживать у станка сельского человека в течение долгих часов, к чему он был неприспособлен. А еще выросло потребление джина, чтобы снять напряжение после рабочего дня.

Вероятной отличительной особенностью дня сегодняшнего является то, что технологии перестают нуждаться в человеке как элементе системы, а человек-потребитель не особо способен эволюционировать вне новых моделей потребления. Он может перейти, к примеру, на новые компьютерные игры, но это креативность потребления, а не созидания.

Статус отдельного человека все время падает. Будущее уже видится таким, где вообще отпадает нужда в рабочей силе, поскольку автоматизация и роботизация ее вытолкнут. У государств образуется большой объем «лишних» людей, и это печально.

Литература

1. Фетисов А. Глобализация и либеральная демократия // www.liberal.ru/articles/7311?fbclid=IwAR0ASnwFqW3HBUlgbyJXOViFMENiiplX5U3EaD2fVkLTqSwNSWv

JEDkSzy4.