Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях

Телесериалы стали продолжением телевизионного пространства, когда реально ему удалось оторваться от телевизора в плане отказа от привязки к телепрограмме, что при желании позволяет посмотреть весь телесериал за один-два дня.

Но телесериал хранит в себе и опасность. Возрастание гормона стресса кортизола не даст вам заснуть [1]. А так действуют, среди прочего, телесериалы и фильмы.

Хороший термин возник в обсуждении цензуры, где профессор Г. Жирков предложил следующее: «Я не считаю, что журналистика обладает властью вообще. Это есть объективный информационный процесс, более широкий, в разных ипостасях. Например, как средство массового общения. „Поле чудес” несет какую-то информацию? Никакой. Это средство общения. Сейчас этот процесс очень сильно развит. Игра, интерактивное телевидение, шоу – все это близко. И я даже поспорил бы, что эти дискуссии несут какие-то знания. Это фон. Я бы еще и сказал, что выборная кампания – это такая политическая игра, в ходе которой есть кукловоды, какое-то участие народа и так далее» [2].

Собственно говоря, все развлекательное телевидение – это общение, а не информирование.

Наличие «Нетфликса», как и его продукта телесериала, отражает одну важную тенденцию – приход сложного телевидения и сложного телесериала. До этого телевидение жило за счет упрощения своего продукта, поскольку массовый продукт может быть только простым. Отсюда пренебрежительное отношение к телевизионным юмористическим передачам. Но по большому счету это вообще свойство массовой культуры быть хорошей для всех.

В интервью «Новой газете» М. Идов говорит об идее своего фильма «Юморист»: «Сюжет сложился в 2014-м. После большого перерыва я приехал в Ригу. Гулял по Юрмале, возле концертного зала „Дзинтари”, знаменитого еще в советское время. И вдруг увидел плакаты с теми же лицами, которые помнил с детства.

– Сейчас угадаю: Задорнов, Жванецкий, Измайлов, Хазанов…

– Да, этот „образный ряд”, но не только юмористы: София Ротару, Лев Лещенко и далее. Из пятилетнего ребенка я успел превратиться в седеющего мужчину. Да и Латвия теперь другая страна. Сменились тысячелетия. А эти люди продолжают выступать „в том же месте, в тот же час”. В этот зал меня водила моя бабушка. Просто поразила „петля времени”, в которой обитают корифеи советского периода. Представители не андеграунда – тонкого слоя мифа, который мы в меру сил исследовали в фильме „Лето”, а официальной культуры истекшей эпохи. Представители этой культуры продолжают столь же успешно существовать в нынешнее время. Так у меня какой-то пазл в голове сложился. Я записал краткий сюжет» [3]

И еще вопрос-ответ: «Для власти этот нескончаемый „голубой огонек” – символ стабильности. Но ведь и публика продолжает заполнять залы.

– Не хотел бы никого судить. Большая часть населения страны пережила и продолжает переживать турбулентные времена. В такие моменты хватаешься за привычное. Кроме того, ностальгируют по собственной молодости, проецируя память о собственной вирильности и энтузиазме на всю эпоху».

Признаем, что это даже не ответ, а констатация факта. Но в любом случае перед нами вариант явного смещения в зону комфорта. А современный человек хочет обитать только там, он не хочет свершений.

Вот еще один вариант ответа-объяснения режиссера: «Интерес к теме советского юмора со мной всю жизнь. Меня всегда привлекал парадокс, что в стране, в которой почти ни о чем нельзя было шутить, профессиональные юмористы были рок-звездами. Использование юмора как некого маркера „свой – чужой” – это удивительное явление. Целые поколения разговаривали цитатами из Ильфа и Петрова, Зощенко, потом Довлатова. Юмор воспринимался как побег, как подспудная борьба. […] Я увидел в Юрмале плакаты с рекламой концертов разных юмористов советского разлива, которых я помнил с раннего детства. Меня поразило, что мне было всего 5 лет, а эти люди уже выступали в концертном зале „Дзинтари”. Мир изменился, тысячелетия сменились, а эти люди просто продолжают выступать в стране, которая была в составе СССР, а теперь член ЕС. Меня поразило, что эти люди живут в какой-то такой петле времени. Когда я об этом задумался, то в голову пришла основная канва сюжета. Я знал, что это история, которую я должен рассказать сам. Поэтому сценарий был написан в стол. Я очень редко это делаю, но тут я был уверен, что мне нужно его сначала написать, чтобы можно было хоть с кем-то разговаривать о реализации» [4].

Для старшего поколения прошлое – это зона спокойствия и комфорта. По этой причине Идов не может понять их реакции, будучи человеком другого поколения.