Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях

Это обычная и повторяющаяся ситуация, которая может чем-то различаться в разные эпохи, но в основе своей остается той же. Есть доминирующая точка зрения, порождаемая религией или государством, а все остальные позиции должны потесниться.

Этот переход от сильного к обыденному можно увидеть и в истории романа. Осип Мандельштам писал: «Если первоначально действующие лица романа были люди необыкновенные, одаренные, то на склоне европейского романа наблюдается обратное явление: героем романа становится заурядный человек, и центр тяжести переносится на социальную мотивировку, то есть настоящим, действующим лицом является уже общество, как, например, у Бальзака или у Золя. Все это наводит на догадку о связи, которая существует между судьбой романа и положением в данное время вопроса о судьбе личности в истории; здесь не приходится говорить о действительных колебаниях роли личности в истории, а лишь о распространенном ходячем решении этого вопроса в данную минуту, постольку, поскольку оно воспитывает и образует умы современников. Расцвет романа в XIX веке следует поставить в прямую зависимость от наполеоновской эпопеи, чрезвычайно повысившей акции личности в истории и через Бальзака и Стендаля утучнившей почву для всего французского и европейского романа. Типическая биография захватчика и удачника Бонапарта распылилась у Бальзака в десятки так называемых „романов удачи” (roman de réussite), где основная движущая сила – не любовь, а карьера, то есть стремление пробиться из низших и средних социальных слоев в верхние. Ясно, что, когда мы вступили в полосу могучих социальных движений, массовых организованных действий, акции личности в истории падают и вместе с ними падают влияние и сила романа, для которого общепризнанная роль личности в истории служит как бы манометром, показывающим давление социальной атмосферы» [4].

Сегодня этот тип перехода мы видим в политике, когда на авансцену вышли популисты и их партии. Они получают популярность, поскольку их устами заговорила масса простых людей. Но одновременно это не мир рывка вперед, а, наоборот, постоянного оглядывания назад. Завтрашний мир очень трудно построить при взгляде назад.

Сильные герои исчезли, уступив место новым типажам. Кстати, очень часто это оказались не политики, поскольку население устало от типажей из истеблишмента. Оно согласно отдать власть кому угодно, но только не им. И популисты стали этими новыми лицами с такими же новыми обещаниями.

Получив право быть индивидуальным, человек тут же теряет его из-за возросшей силы медиа в современном мире. Он смотрит те же сериалы, читает те же книги, что другие. Причем эта сцепка поддерживается тем, что медиа активно обсуждают именно эти сериалы или книги, а не другие. Мы все равно живем в чужом, а не своем мире, поскольку этот мир для нас продиктован. Фрагментация тем самым компенсировалась.

Такая массовость удобна для коммерциализации любого продукта, поэтому она поддерживается и удерживается. Это как система создания системы кинозвезд. Поскольку успех фильма зависит от набора задействованных там звезд, то внимание к ним постоянно поддерживается в медиа.

Точно так типаж героя задает привлекательность фильма. Вот что, к примеру, пишет об Огурцове, герое «Карнавальной ночи», Г. Иванкина: «Товарищ Огурцов – небезызвестный персонаж комедии «Карнавальная ночь» не просто смешной отрицательный герой, которого с прибаутками унижает резвая молодежь. Это – банальность зла. Это типичный уничтожитель всего того, что было прекрасного и свежего в СССР. Тот, кто „не пущал” и вставал на пути. Сейчас многие странные авторы пишут, что „Карнавальная ночь” – это бунт „оттепельной” космополитической поросли супротив устоев, а потому Огурцова сделали нелепым» [5].

И еще: «Людям надоело стоять с плакатами „Долой апартеид!”, а потом – опять же – стоять в очередях за какой-нибудь „Любительской” колбасой. Если бы Огурцовы прикрутили агитационный фитилек и дали бы народу развивать инициативу; не зарубали на корню все новое и «непонятное», то и судьба социализма могла стать иной. Сейчас принято ностальгировать по деликатно-целомудренному сов-ТВ и классической музыке из каждой радиоточки, но спросите сами себя: вы в детстве приникали к приемнику, чтобы слушать Глинку или переписывали у друзей какие-нибудь Arabesque? Главное – не врать самому себе. Не тешить внутреннего Огурцова».

Советская система рушилась из-за сильного преобладания официального даже в личной жизни человека. Общее и обязательное были сильнее индивидуального.

Сегодня мы тоже имеем много общего, продиктованного извне. Но существенным различием становится то, что это общее носит нишевый характер. Это говорит о том, что каждый выбирает свою нишу в этом общем. Советский Союз мог создать общее для всех, современный мир создает общее для разных социальных кластеров этого мира. СССР слабо интересовался моим выбором, для нишевой экономики мой выбор имеет решающее значение.