Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях

Фейки – это тоже нишевая категория, поскольку их распространяют те, на кого они были рассчитаны при создании. Фейки как инструментарий в президентской кампании в США конструировали хаос. Это было важно, так как сторонники Трампа как консерваторы не любят отклонений от нормы.

Фейки приходят от ботов, но распространяют их сторонники этой точки зрения. Это модель слухов, которые пересказывают, поскольку об этом говорили/подозревали до этого. Не играет роли, что ленинградский Романов не использовал на свадьбе дочери сервиз из Зимнего дворца. Важно, что все понимали, что он вполне мог это сделать. По этой причине слух стал хорошо распространяться.

Фейки всегда будут нести частичную правду. Еще Гитлер-Геббельс заложили обязательность элемента правды в пропагандистской лжи. Кстати, в Германии была система отслеживания слухов и их передвижения по территории. Сегодня тоже говорят о системе усиления с помощью соцмедиа.

Фейки – имеют гуманитарную и техническую составляющую. Техническая обеспечивает одномоментное распространение с помощью соцмедиа, а гуманитарная – соответствие ожидаемой информации. Если избиратель был против Клинтон, то любой негатив о Клинтон шел на ура.

Интенсивные коммуникации несут неожиданные последствия. Книгопечатание создало литературный языки, национальные государства, науку и литературу. В последнем случае появился массовый читатель, который создал коммерческую потребность в появлении новой книги, в результате появляется современный роман.

Сегодня кино переходит на работу с менее известными героями из комиксов, с помощью которых можно создавать новые вселенные. Они снова поднимают героя из ниши в более массовое распространение.

Например, поднятие такого героя, как Аквамен: «„Аквамен” достиг отметки в один миллиард долларов в глобальном показе меньше, чем за месяц, „Черная пантера” от Marvel Cinematic Universe достигает этой отметки в 2018. Взятые вместе эти два фильма показывают, как следующая волна фильмов о супергероях постоянно трансформируется с помощью менее известных героев, которые резонируют с аудиторией, становясь в этом процессе авангардом будущего этого жанра» [6]. Это создает «свежий кинематографический опыт».

Советский соцреализм, наоборот, искал не новый, а ориентировался на старый опыт, задавая формат общения человека с миром. С точки зрения власти это и был сам мир, но с точки зрения человека – это способ жить и выживать в этом мире. Ленин и Сталин – это боги, на них можно только молиться. Герои – это люди, которые стоят между богами и просто людьми. Они, совершая свой подвиг, гибнут, становясь в результате ближе к богам, но дальше от людей.

Человек не может быть сильнее мира. Чтобы выжить, ему нужно подчиниться его правилам. Герой выполняет правила даже ценой своей смерти, враг или предатель – нет.

Искусство задает способ видения мира. Мы начинаем опираться на ориентиры, заданные им. Соцреализм делал это еще в более жесткой форме, поскольку отражал не так художественную политику, как политику государства. Он поддерживался всей государственной машиной, что создавало для него дополнительные мускулы.

Государство и соцреализм неотделимы друг от друга. Глеб Напреенко пишет, например, о работах А. Дейнеки: «Вопрос о половом различии сведен в „Знатных людях страны Советов” Дейнеки лишь к социальной гендерной идентичности, то есть к такой же сумме атрибутов, как и идентичность национальная. Здесь нет места сексуальности как чему-то, что не могло бы быть вписано в систему социальных связей и демонстрируемых свойств, чему-то, что вносило бы возмущение в тело. Cталинский период стал временем нормализации официального советского гендерного порядка: криминализация мужской гомосексуальности и абортов пыталась подчинить сексуальность деторождению как социально полезной деятельности. Эротика у Дейнеки в 1930-е это всегда эротика здорового тела, эротика спорта, эротика, подневольная совершенной визуальной форме» [7].

Как видим, это описание очень близко другому тоталитарному искусству – немецкому. Эти сила и мощь государства получают отражение не только в памятниках, не только в сталинских высотках и метро, но и в изображении человека. Высотки должны быть самыми высокими, метро самым глубоким, а человек не так красивым индивидуально, как красивым массово, то есть здоровым и сильным. То есть перед нами как бы доведение до пределов идеалов красоты, какой она представляется государству.