Кого я смею любить. Ради сына

Тогда мама обернулась, схватила одной рукой Натали, делавшую вид, будто уходит, с суровым величием

откинув назад свою кружевную кичку, а другой вцепилась в мою юбку. Она побелела. Ее лицо, созданное для

гримасок и умильных улыбок, вдруг исказилось от гнева, а голос, обычно сплетавший слова, как ленты,

прерывался.

— В конце концов, — кричала она, — это вы виноваты! Вы все сделали для того, чтобы отдалить

Мориса. Если бы я не поставила вас перед фактом, если бы я вас предупредила, одному Богу известно, что бы

вы надо мной учинили и что подстроили в последнюю минуту! А так я спокойна: что сделано — то сделано, и

никто уже не помешает.

— Этот брак только на бумаге! — воскликнула Натали. — Где Бог говорит “нет”, никто не скажет “да”.

— Прошу тебя, не читай мне катехизис, тебе одной его хватит! Я знаю, о чем ты мечтала, как и эта вот, —

тут мама дернула меня за юбку, — продержать меня здесь всю жизнь, для вас одних. Вы меня любите! Я вас

люблю! Но…

Она отпустила мою юбку, потом руку Натали.

— Но нужно свидетельство о браке, чтобы подготовить свидетельство о рождении, и хорошо еще, что у

законов не такая низкая мораль. И потом…

Она колебалась, она нас отлично знала и боялась обидеть. Я подумала: “Мораль для нее теперь низкая

стала, потому что она ее преступила”. Довод о необходимости меня не огорчил: новый папочка решительно

проникал в дом с черного хода! Ворчунья Натали выглядела потрясенной: для самой набожной крестьянки

никакая религия не устоит перед колыбелью. Но мама некстати добавила:

— И потом попытайтесь же понять, в конце концов! Андре почти тотчас снова женился, а я годы ждала.

Но время идет, мне уже не двадцать лет, было бы глупо с моей стороны отвернуться от нежданной удачи. Я все-

таки обычная женщина! У меня есть право жить и быть счастливой.

Так, значит, с нами она несчастлива? Наклонив голову, хлопая ресницами, мама искоса за нами

наблюдала. Тирада не произвела эффекта — того, которого она ждала: крика души, грандиозного обниманья.

Мы стояли перед ней, неловкие и напряженные, кроме Берты, которая ничего не понимала и своей грязной

1 У католиков принято во время помолвки дарить невесте кольцо с бриллиантом, которое затем носят вместе с

обручальным.

рукой нерешительно пыталась погладить мамины волосы, прикоснуться к этому сокровищу. Мама с

раздражением ее отстранила.

— Морис в суде. Он ведет важное дело, — сказала она с видом безразличия. — Он приедет к ужину.

— Но автобусы уже не ходят! — возразила Натали, исходя из наших жизненных привычек.

— У него своя машина.

И тотчас же, воспользовавшись заинтригованным молчанием, заслуженным этой машиной, мама

вставила:

— Кстати, Нат, надо будет вынести лук из сарая, чтобы освободить там для нее место.

Затем, поднеся руку ко лбу, она снова ушла в свою мигрень, не настаивая, не прося нас уделить водителю

место в нашем сердце. Я не произнесла ни слова. Ни одного. Но маму этим было не обмануть. “Такая любовь,

как наша” — я нарочно привожу здесь слова этой заезженной песенки — она поет, ведь правда же, она не

молчит. Мама злилась на меня за мое молчание и сопротивление, но и за свою собственную скрытность и за

свои признания тоже. Она злилась на меня, как и я на нее: по стоящим и нестоящим причинам, слившимся в

яростное неприятие того единственного, что было мне действительно невыносимо: чужой страсти.

— Пошли, девочки! — сухо сказала Натали. — Надо прибраться.

Я встряхнулась. Теперь уже почти совсем стемнело. Мама стояла ко мне спиной, вяло подкладывая

поленья в огонь. К чему размышлять? Из всего того, что я предусмотрела на день, когда опасность прояснится,

— хор умоляющих голосов, увещевания кюре, посольство к отцу и сыну — ничего уже нельзя было

испробовать. Тем более в мамином положении. Оставалось только склониться перед захватчиком — защищаясь

на своей территории, ведя партизанскую войну.

— Ну, голубка моя! — сказала мама для приличия.

Я на цыпочках отступила. В прихожей Берта, оказавшаяся там раньше меня, сосредоточенно ковыряла в

носу.

— А кто приедет сегодня вечером? Кто?

— Да, непросто будет ей объяснить, — сказала измученная Натали.

Тем более непросто, что мы сами еще хватали ртом воздух, не зная, как быть, чему верить! У

официальных церемоний есть, по крайней мере, одно преимущество: они назначаются на определенный день,

они обеспечивают переход от одной жизни к другой. В нашем случае — ничего похожего: на нас свалился

папочка и нужно было принять его без предупреждения, в ту же минуту. Но вдруг я подумала о незнакомой

мачехе, о ее прозвище.

— А кто приедет? Кто? — повторяла моя бедная сестра.

— Да новый мамин муж, месье Бис! — просто сказала я.

V

Супругу сначала повезло. Не посовещавшись между собой — это было бы неприлично, — мы с Нат

ждали его приезда, словно свистка к началу матча. Мне было любопытно посмотреть, как он выйдет из