Кого не взяли на небо (СИ)

— Я тут уже часа три одна торчу, наши бойцы, пожертвовавшие свою кровушку для этого лицедея, поплелись отсыпаться, а он в себя так и не пришёл, но дышит ровно, — немного мягче добавила девушка.

Соткен не отвечала, лишь клевала носом, словно бы пытаясь заглянуть в пачку сигарет, которую она сжимала в руке. Аглая тяжело вздохнула и подойдя ближе, отобрала у кривушки мятую коробочку. Выудив оттуда сигарету, она щёлкнула бензиновой зажигалкой, прикурила, закашлялась и, сплюнув на пол, сунула курево в рот серийной убийце. Та пожевала фильтр и, распознав вкусненькое, глубоко затянулась.

— Всё, я спать пошла, — Бездна развернулась на каблуках, — Постарайся не поджечь тут всё. Скоро кто-нибудь тебя сменит.

Она направилась ко входной двери. Прежде, чем пнуть створку, девушка помялась на пороге, словно бы ожидая, когда её окликнут. Но оклика не последовало, и Бездна слегка повернулась, бросив быстрый взгляд назад. Без изменений. Знаменитая серийная убийца, виртуозный хирург и искушенный мастер клинка расплылась в кресле: чёрные веки прикрыты, лицо приобрело синюшный оттенок, рука с окурком безвольно повисла в воздухе. Аглая Бездна глубоко вздохнула и вышла прочь.

Как только дверь за девушкой со стуком затворилась, Соткен приоткрыла один глаз, внимательно оглядела помещение операционной, и, убедившись, что осталась наедине со своим пациентом, открыла и второе око. Она глубоко затянулась дымящейся сигаретой и щелчком отправила бычок в пузатую ванную. Потом вылезла из кресла, и переваливаясь с той ноги, что подлиннее, на ту, что покороче, подошла к распростёртому на столе мужчине. Он лежал на спине, полностью обнажённый, утыканный иглами с подведёнными к ним гибкими трубочками капельниц. Соткен нежно провела рукой по его лицу, убирая со лба мокрые от пота волосы. Белые, как снег, волосы.

— Уверена, что семь лет назад я исполнила твоё самое заветное желание. Сделать так, как было в "Девять с половиной". Жестокая судьба разлучила нас, и ты так и не отблагодарил меня, но теперь у тебя появился шанс, — сказала она ему.

Женщина откинула прочь скомканную простыню, прикрывающую голые бёдра раненного, и, осторожно зажав в кулачке вялый член, помахала им из стороны в сторону. Потом тяжело вздохнула, выпустила срам из руки, и сунула ладонь себе за вырез платья.

На мускулистой груди, украшенной выцветшими от времени татуировками, стали появляться патроны. Соткен складывала их в ряд, аккуратно и осторожно. Ампул оказалось чертовски мало, так мало, что ряд стекляшек даже не покрыл расстояние между двумя синими ласточками, изображёнными на дельтовидных мышцах мужчины.

Соткен некоторое время смотрела пустым взглядом на выложенные склянки.

— Пятнадцать, — сипло протянула она и облизала подёргивающиеся, пересохшие губы.

Она принялась торопливо распихивать патроны обратно по чашечкам бюстгальтера. Последняя из ампул выскользнула из её трясущихся пальцев и звонко шлёпнулась на кафельный пол, разлетевшись в разные стороны серебряными брызгами.

— Четырнадцать! — взвизгнула маленькая кривая женщина и отвесила лежащему мужчине звонкую пощёчину.

Потом отвернулась от операционного стола и нервно прикурила сигарету. Снова повернулась. Погладила ладошкой его точёные скулы.

— Прости меня, милый. Я думала о тебе все эти годы. Ты снился мне. Теперь мы будем вместе. Мы проживём остаток наших дней так, как сами этого захотим. Только ты и я. Но сначала мне нужно съездить в одно место. Нужно кое-что забрать там. То, что мне сейчас необходимо. И ты мне в этом поможешь.

Соткен одёрнула цветастое платьице, нахлобучила на голову мужчине клошарскую вязанную шапочку, положила Ремингтон на его обнажённую грудь, щёлкнула блокиратором, освобождая маленькие колёсики операционного столика, и покатила тот ко входной двери.

* * *

— Я уже лет триста не пробовала настоящего, заварного чая, — мурлыкнула рыжая ведьма, втягивая носом аромат, исходящий от дымящийся кружечки, которую она манерно держала двумя костлявыми, разрисованными пальцами, тёмными, как у трубочиста.

— А мужчин у тебя, шалава рыжая, не было, наверное, лет пятьсот? — предположил старый паромщик.

Говорившая — та, что звалась Махой, приподняла густую бровь и уставилась на капитана долгим взглядом.

— Две сотни, — поправила Маха капитана, — Мужика у меня не было две сотни лет.

Морриган перестала дуть впалые щёки, и на её мертвенно-бледных скулах вспыхнул яркий, болезненный румянец.

Аарон подмигнул ей и уставился в панорамное окно. За треснутым стеклом расплывалось тусклое пятно зловещего рассвета, и первые, жалкие лучики осеннего солнца освещали палубу, что находилась перед помещением капитанского мостика. На её стальном покрытии возились двое — самозабвенно и радостно — так, как обычно играют дети. Маленькая девочка, одетая в холщовую рубаху до пят, грязную и покрытую пятнами засохшей крови, весело прыгала, размахивая огромной дохлой рыбиной, а огромный дракон, сложив за спиной кожистые крылья, неуклюже семенил рядом, и дымя, как паровоз, выказывал крайнюю степень драконьего удовольствия.

Шмяк!