Коготь и цепь

– Или все дело в рангах? Думаете, будь он вашего положения, он стал бы такое терпеть? – Даже помыслить, чтобы она, Джайя Далхор, путешествовала одна, с компанией тысяч солдат, было немыслимо и абсолютно дико. А уж допустить, что у нее при этом был бы муж, – совершенно невозможно!

Бансабира наконец расплылась в понимающей ухмылке:

– Послушайте, в любой танской семье знают с пеленок: меч равно подходит для любой руки, и мужской, и женской, если тебе есть кого защищать.

Джайя попыталась уложить услышанное в голове, но в итоге все равно тупо уперлась в одну стену, как бык, даже немножко повысив голос:

– И это дает вам право вертеться днем и ночью среди чужих мужчин?! Показывать всем свои голые ноги?! – Ох, видимо, не даст ей покоя то торжество приветствия, удрученно хмыкнула про себя танша. – Да мало того что сплетен не оберешься, это же просто небезопасно! – совсем сорвалась Джайя.

Бансабира, не удержавшись, расхохоталась, сложившись вдвое. Снующие с работой по палубе телохранители и торговые, которые сейчас по совместительству выполняли обязанности матросов, стали недоверчиво оглядываться.

– Ох, Пра… а-ха-ха-ха-ха! Праматерь! У-у-ух, – с усилием разогнулась она в оконцовке, смахивая слезы от хохота. Поднялась на ноги, опираясь на борт, и поглядела на царевну сверху вниз. – Эти «чужие мужчины» – мои подданные и подчиненные. Я их командир, понимаете?

Джайя уставилась на Бану с тупой укоризной, задетая еще и тем, что танша посмеялась над ней. Не понимает она!

– Их святая обязанность обеспечивать мою безопасность, независимо от того, увидят они мои ноги, руки или что еще. А если вдруг кто-то из них сойдет с ума и решит искать у меня приключений, – Джайя, вы думаете, я, человек, способный при удаче повалить на лопатки Гора, то есть Змея, не смогу что-нибудь сделать? – Бансабира посмотрела с тем нескрываемым сочувствием, с каким смотрят на маленьких девочек, которые верят, что их всегда будут спасать принцы, или мальчиков, которых хотят стать героями и всех спасти. Без разницы от чего.

Джайя сцепила кулаки и зубы. Губы вытянулись в прямую линию. Уж что-что, а этот факт вообще выходил за рамки всех возможных представлений царевны. Будто, сражаясь со Змеем почти на равных, Бансабира вытирала руку, запачканную в болотной грязи, тине и испражнениях, об ее драгоценный наряд с фамильными камнями Далхоров, украшенный в горловине крестом.

В борт хорошо ударило, и судно тряхануло. Поднимающийся ветер проглотил готовые сорваться с уст царевны оскорбления или угрозы, смыл волной страха и опять подкрадывающейся тошноты. Царевна, даже несмотря на то что сидела, начала шарить руками, ища опору. Перед глазами поплыло, и Джайя бросила все усилия, чтобы взглядом сосредоточиться на чем-то одном.

Бансабира быстро поймала равновесие и нацелилась вернуться на верхнюю палубу. Участвовать в терзаниях орсовки не хотелось. Сделав пару шагов, тану обернулась:

– На всякий случай, царевна… – Джайя перевела полный мучения и осуждения взгляд, так, будто это Бану была повинна в качке. – Вы умеете плавать?

Было время, ей бы в голову не пришло спрашивать у людей такие глупости – плавать умеют все! – но приключения в Ласбарне и Орсе доказали неуниверсальность этого навыка.

– Разумеется, нет, – отозвалась Джайя таким тоном, будто Бансабира всерьез спросила, умеет ли та ходить по воде.

Бану чуть заметно дернула плечом и, зашагав к лестнице, ничего не сказала. Стоит признать, высокомерие Гора было не самым скверным проявлением этой черты: когда высокомерие не подкреплено никакими достоинствами, оно превращает своего обладателя в непроходимого нравственного урода.

Бану отослала Лигдама и откинулась на спинку стула в каюте. Непросторной и простой. Сейчас было бы здорово поболтать с Сертом – в отличие от Гистаспа, этот никогда не брал покровительственного тона и всегда по-простому объяснял вещи, над которыми сама Бансабира зачастую часами и неделями ломала голову. Но злоупотреблять доброжелательным к нему отношением и доверием не стоит. Место у штурвала всегда одно, и как бы остальные ни стремились быть ближе к капитану, нельзя давать им ни малейшего повода думать, будто они тоже могут дотронуться до руля.

Тану выдвинула ящик стола, достала ювелирную коробочку, поставила прямо перед собой и открыла. С мягкого бархата одиноким сине-голубым оком на Бансабиру воззрилась филигранной выделки фибула из латуни с чернением, золотыми деталями и огромным овальным лазуритом в центре. Само украшение тоже имело форму эллипса размером с узкую девичью ладонь и было оформлено по краю сложнейшим литьем: четыре конские головы вырастали из основания и глядели в разные стороны света, соединенные промеж собой витиеватыми узорами и увенчанные коронами. А в центре плескалось бездонное озеро полудрагоценного камня – чистого, как слеза, и насыщенного, как величественный стяг Маатхасов.

Никогда ей больше не удастся сделать вид, что ничего не было. Ни наедине с ним, ни наедине с собой.

Не отводя взгляда от фибулы, Бану положила ладонь на грудь. Билось не торопясь, но сильно.