Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака

– Наверняка случилась конъюнкция и сопряжение сфер, – авторитетно заявил дед Джвигор. – Так один мой знакомец-астролог говорил. Всегда, когда звезды встают в небе, срамные надписи да вульгарные формы образуя, случается массовое появление мерзости, возникает аберрация в континууме, протеки черной магии, генерация локальных искажений действительности, аномалии да мутации. Это извечное явление, хорошо известное людям науки. Нам просто не повезло, что оказались мы здесь в это время. Кометы на небе, войны да погибель. Все совпадает, нечего тут думать: конец близок.

Установилась тишина, прерываемая лишь шумом ветра и зловещими потрескиваниями, доносящимися из леса. Войт кашлянул.

– Есть еще у кого теории?

– Это из-за нее, я уверен, – сказал Глазок, тыча пальцем в эльфку. – Вы ей в глаза-то гляньте: чужие они и злые, как колодец в саму бездну выглядят. Как вы вообще можете думать, что демоница эта к нам какую-то благодарность испытывает? Она ж от ненависти аж горит, она ж ею переполнена. Привлекла нам на погибель лесных духов, чтоб те нас на части разорвали. Может, она и в бреду действовала, а может, и нет, может, делает это совершенно осознанно. Хуже всего, что теперь-то мы ее и выгнать не можем, потому как она тогда к чудищам присоединится. Мы ее уничтожить должны, сжечь!

Селяне заволновались, словно лес под ураганом. Заворчали басово, обмениваясь взглядами. Ни один не решился взглянуть эльфке в глаза.

– Вы себе это из голов повыбейте. Никакого такого сжигания колдуний, по крайней мере пока я тут главный… – начал войт.

– А уж это-то скоро может и закончиться, – проворчал вполголоса Глазок, но так, чтобы услышали все.

– Мы не можем действовать необдуманно, как банда простачков, охваченная фанатизмом и поддающаяся первым попавшимся предрассудкам и суевериям. Мы – из Подъямников, честные и богобоязненные селяне, а не куча суеверных дикарей, – напомнил им войт. Медленно приблизился к молодому охотнику и неожиданно ухватил его за ухо. – И того уж достаточно, что из-за таких вот дурней и идиотов до войны дошло, из-за которой мы свои дома должны бросить. Из-за таких, что на любую инаковость отзывались агрессией и ненавистью, потеряли мы слишком многое. И я не намерен допустить, чтобы сделались мы такими же, как те босяки, что пустили мир по ветру. А потому перестань нападать на больную девушку только потому, что у нее слишком черные глаза и остроконечные уши. Ясно?

– А еще потому, что в венах ее течет кровь эльфов, из-за которой эта мамзелька никогда не постареет, – добавил дед. – И потому, что была она Белкой, убийцей, что всякого человека, что вставал у нее на дороге, убивала.

– Это правда, – призналась Торувьель. – Я не богобоязненная мама Таммира, я была партизанкой, что сражается за выживание своей расы. Но теперь я – тут, с вами, и клянусь, что не имею ничего общего с нападением леших.

Селяне снова зашумели, не зная, как должны теперь реагировать.

– Но кое-что я все же подозреваю, – проворчала эльфка. – Мы тут встали неподалеку от реликта, в котором спит древнее существо. Спящий бог, наверняка старший, чем все человечество. Он почувствовал кровь и жаждет ее, чтобы проснуться, вернуть силы. Это он вызвал лесных тварей. Пользуется ими, поскольку это магические существа, которыми можно легко управлять, особенно если ты предвечный, бессмертный мерзавец.

– Откуда ты об этом знаешь? – спросил кто-то из толпы.

– Он призвал меня во сне, – ответила Торувьель. – Говорил со мной. На самом деле ему нужна не ваша кровь, а лишь Аэн Сидхе, кровь эльфов. Моя кровь.

IV

– Это самое сильное, что у тебя есть? – спросила Торувьель, морща нос над кубком, поданным мамой Таммирой.

– Я досыпала немного порошка из растертых семян белладонны и сушеных грибков, в которых немало составляющих, что влияют на сознание, – ответила жрица. – На этот раз ты заснешь по-настоящему глубоко. Может, хотя бы во сне поймешь, что ты должна себя простить? Это единственная дорога к исцелению, согласие с самой собой. Иначе мои лекарства не помогут. По крайней мере я воспользуюсь твоим глубоким сном и сменю при оказии повязку.

– Рану нельзя очистить и сшить? Эти личинки, которые меня жрут, вызывают жуткий зуд, – вздохнула эльфка.

Таммира обещала, что сделает, что возможно, а пока что приказала Торувьель выпить микстуру. Пчелка пришла с миской горячей воды и свежими повязками. Где-то снаружи, за крепостной стеной из повозок, раздался вой волка. В караване уже несколько часов стояла атмосфера осажденной крепости, а теперь все еще и ухудшилось. Кто когда-то слышал, чтобы волки выли в полдень? Могло это означать, что кольцо чудищ, осаждающих поляну, постепенно сужается.

– Ты полагаешь, что это не просто иллюзия? Знаешь ведь, что составные части моих лечебных наливок – психоактивны и могут…

– Это истинные видения, – оборвала ее эльфка, ложась в повозку. – Где-то недалеко, в руинах, сидит древний сукин сын, который не собирается отпускать вас живыми, пока не получит то, что пожелает. Я попытаюсь с ним поговорить.