Кокаиновые короли

Слова разносились по залу Конгресса, его прекрасно слышали и Родриго Лара Бонилья, и другие министры.

«Знаком ли министру юстиции гражданин по имени Эваристо Поррас Ардила?» – спросил Ортега.

Министр отрицательно покачал головой.

«Что ж, – продолжил Ортега. – Эваристо Поррас проживает на границе, в департаменте Амасонас, город Летисия. Отбывал срок в перуанской тюрьме за незаконный оборот наркотиков. В апреле Поррас выписал чек на миллион песо, или 12 821 доллар США, сенатору Родриго Ларе Бонилье на расходы по предвыборной кампании». Правой рукой Ортега поднял фотокопию чека и продемонстрировал ее законодателям.

«К тому же, – продолжил Ортега, – министр юстиции говорил по телефону с Поррасом, подтвердил получение чека и поблагодарил Порраса за заботу». Ортега включил магнитофонную запись якобы того самого разговора. Это вызвало шок.

«Конгрессу следует изучить связь министра с человеком, который дал ему миллион песо. Мистер Поррас, по данным перуанской полиции, является международным наркоторговцем», – победоносно заявил Ортега.

«Я не пытаюсь помешать блестящей политической карьере министра юстиции. Я только хочу, чтобы он сказал всем нам, какой морали он собирается требовать. Успокойтесь, министр. Просто докажите стране, что ваша мораль ничем не отличается от морали Хайро Ортеги и всех нас».

Лара Бонилья попал в беду. Он никогда не слышал ни о каком Эваристо Поррасе. Он ничего не знал ни о чеке на миллион песо, ни о телефонном разговоре с тем, кто его дал. В любом случае это не имело значения. Как любой другой политик, Бонилья с радостью принимал пожертвования на предвыборную кампанию, не особенно задумываясь о происхождении этих денег. Тем не менее это была одна из тех вещей, с которыми он хотел покончить, а теперь появилась вероятность, что он оказался замешан в подобном.

Но с этим он разберется потом. А пока он должен был держать ответ. Было два пути. Первый, бюрократический, состоял в том, чтобы не признавать ничего, провести расследование и объясниться позже. Другой – политический – принять обвинение противника и сразиться. Заседание проходило 16 августа 1983 года. Хотя Лара Бонилья и занимал пост министра юстиции Колумбии менее двух недель, но в политике он был уже пятнадцать лет.

«Моя жизнь – открытая книга», – начал он свое выступление. Он всегда был безупречен. Никакой враг не мог его дискредитировать. «Когда на меня падет подозрение, я подам в отставку, и меня не будут преследовать самодовольные министры, сами действующие шантажом против нового политического истеблишмента Колумбии».

Воодушевленный поставленными ему задачами, Лара Бонилья проклинал обычную практику Медельинского картеля – то, что только что было сделано Ортегой: клеветать на тех, кто якобы получает деньги, а не на тех, кто их отправил, не объясняя, как они заработали в Колумбии такие огромные деньги.

«Мораль, видимо, имеет разные обличья, – произнес Лара Бонилья, уставив на врагов обвиняющий перст. Непокорная прядь упала ему на лоб. – Одни стремятся замарать репутацию честных политиков чеками. А некоторые всю свою избирательную кампанию проводят на контрабандные деньги. Вы упомянули Пабло Эскобара? Так вот: нам неясно, каким образом ему удалось сколотить такое огромное состояние. Из доходов от велосипедного проката и других, не менее “гениальных” начинаний? На эти доходы можно, по-вашему, купить девять самолетов и три ангара в медельинском аэропорту? А еще открыть кучу так называемых благотворительных организаций, чтобы давать через них взятки?»

Лара Бонилья превратил то немногое, что знал, в прямое обвинение. Сработал его политический инстинкт. Он дал пищу для размышлений и выиграл время, чтобы лучше подготовиться. То, что он сказал Конгрессу, вряд ли можно было назвать шокирующей новостью. В официальной Колумбии резюме Эскобара было хорошо известно всем, кто слушал сплетни. Новым стало то, что Лара Бонилья открыто высказался об этом. На это не осмеливался ни один колумбийский политик. Своей речью он навсегда лишил себя шанса на мирное сосуществование с Медельинским картелем. Теперь он стал их главным врагом. Принципа «Живи и дай жить другим» больше не существовало.

Эскобар прекрасно осознавал, что поставлено на карту. Он поднял перчатку и уведомил Лару Бонилью 17 августа: «У вас есть двадцать четыре часа, чтобы представить доказательства моей причастности к созданию “Смерти похитителям”», – заявил Эскобар. В противном случае он грозился выступить в Конгрессе и потребовать проведения расследования. Он назвал обвинения против себя демонстрацией ложного морализма и сказал, что Лара Бонилья превратился из обвиняемого в обвинителя, когда Хайро Ортега «загнал его в угол».