Коко Шанель

На выходные там обычно собиралось около шестидесяти приглашенных, среди них были Уинстон Черчилль и его жена и другие высокопоставленные аристократы, близкие друзья герцога. Бальный зал, где начиная с 1886 года танцевали все герцоги, всегда был открыт и пол только что навощен. Достаточно было позвать местных оркестрантов в красных куртках и лакированных башмаках, и можно было танцевать. В некоторых случаях обеды проходили под музыку: либо органист при замке импровизировал на монументальном органе, либо артистов с немалыми издержками привозили из Лондона. Иногда это был чревовещатель, иногда комики, иногда актеры. Габриэль худо-бедно познакомилась с целым батальоном лакеев, которым командовал дворецкий, более важный, чем генерал, освоилась с галереями и анфиладой комнат, где она часто терялась, хотя со всей серьезностью изучила их план. Конечно, ее положение нельзя было сравнить с тем, которое она когда-то занимала в имении Бальзана. Во-первых, у нее уже появилась сноровка в управлении домами с прислугой, пусть и меньшего размера, в приеме гостей. Во-вторых, на нее уже не смотрели как на содержанку богатого мужчины. Финансы Шанель не могли конкурировать с состоянием герцога Вестминстерского, но многие его гости из высшего общества считали их весьма существенными. Тем не менее претендовать на роль герцогини ей не приходилось. Британское общество и сейчас с трудом воспринимает мезальянсы такого рода, а уж в те времена сие являлось совсем из ряда вон выходящим. Подтверждением стал третий брак герцога в 1930 году — в холостяках он обычно задерживался недолго.

Как обычно, влияние мужчины на Габриэль в основном касалось моды. Те годы, которые она провела с Хью Гросвенором, нашли четкое отражение в новинках, которую она создавала. Газеты писали, что никогда еще в ее коллекциях не видели столько курток мужского покроя, столько блуз и жилетов в широкую полоску, столько спортивного стиля пальто, столько костюмов и моделей, предназначенных для скачек. Габриэль переняла английскую привязанность к свитеру, но сумела пойти дальше, предложив носить с ним драгоценности, которые дамы из английского общества надели бы разве что с парадным туалетом. Поездки с герцогом в Шотландию вдохновили Габриэль на использование твида для женских костюмов — ранее эта ткань использовалась в основном для шитья мужской одежды. Но несмотря на внешний блеск этих лет, в жизни Шанель во время этого романа происходило многое, что их омрачало.

* * *

В 1925 году в Париже прошла очередная Всемирная международная выставка современных декоративных и промышленных искусств под лозунгом «Только новое, только простое и удобное». На ней впервые свои достижения демонстрировал СССР. Главную награду, Гран-при, неожиданно для всех получила коллекция платьев советского модельера Надежды Ламановой. Ламанова еще до революции являлась поставщиком императорского двора, а после стояла у истоков основания общесоюзного Дома моделей. Глядя на эскизы Ламановой и фото ее коллекции, можно смело проводить параллели с тем, что придумывала Шанель. И русские мотивы от великой княгини Марии Павловны перешли на ее модели в то же время, когда их активно начала использовать Ламанова в СССР. «Прямому покрою и прямой форме платьев как нельзя больше подходили полотнища рушников, а узоры, их обрамлявшие, ложились каймой вышивки подола. По логике построения, по эстетическому содержанию и по чувству национального колорита на Парижской выставке не было равных моделей», — писали о коллекции Ламановой. Интересна и другая параллель с Шанель: Ламанова тоже не умела рисовать, материя оживала под ее пальцами. Глядя на ткань, она уже в ее существе видела форму, в работе она была терпелива и в то же время строга и нетерпима. Так же как и Шанель, Ламанова работала с тканью непосредственно на модели, она драпировала на ней ткань, распускала и скалывала сотнями булавок. «Она отходит в сторону и внимательно смотрит на контур силуэта, на линии складок. Затем она опускается на колени. Она ищет и думает. Каково же ее удивление, когда актриса падает в обморок… она не любила пользоваться ножницами и рвала ткань на куски, прикалывая их в нужном направлении. Ее руки хочется сравнить с руками хирурга и скрипача, скульптора и графика. Эти руки из ткани лепили складки, рисовали светотень, проводили графические линии, создавали объем»[35]. Если мы сравним это описание с описанием работы Шанель, то покажется, что речь идет об одном и том же человеке! Кроме того, Ламанова, как и Шанель, считала, что костюм надо носить «непринужденно», он должен быть удобен. «Если вы думаете, что вам неудобно в костюме, потому что сесть в нем нельзя и он мнется, или юбка лезет вверх, или брюки узки и т. д., если вы себя в нем плохо чувствуете, ваши мысли все время будут заняты этим. Так будет и в жизни, и на сцене. Отличное выполнение костюма освобождает вас от гнета его, дает вам ощущение уверенности, свободу в движениях, вы чувствуете себя красивым», — кажется, эти слова говорит сама Мадмуазель.