Сам Леонардо да Винчи утверждал в конце XV века, что черный — это, по сути, не цвет. Интересно и другое: для Средневековья это было самое шокирующее сочетание цветов, какое только можно себе представить: его использовали для того, чтобы отметить людей, представлявших общественную опасность, преступников или одержимых дьяволом. Народный костюм, в отличие от одежды аристократа, представителя высшего общества, также обычно отличался более ярким цветом и более разнообразным рисунком на ткани. Эту одежду часто пренебрежительно называли «аляповатой», «безвкусной». В ХХ веке черный перестал считаться зловещим, дьявольским цветом, хотя в лексике остались отзвуки былых времен — «черные мысли», «черный рынок», «очернить человека» и т. д.
Коко Шанель сумела воспользоваться смещением акцентов, когда негативный оттенок у черного звучал в словах, а в одежде более не имел коннотации — не был ни плохим, ни хорошим (это подтверждают и опросы: среди шести основных цветов — синий, зеленый, красный, черный, белый, желтый, и не самый любимый — это, как мы видим, синий, и не самый нелюбимый — это желтый). Она его сделала модным, и ЛБД не утрачивает завоеванных в двадцатых годах прошлого столетия позиций, периодически даже набирая обороты. Ярким примером служит фильм «Завтрак у Тиффани» (1961), когда платье главной героини вызвало новый всплеск интереса к ЛБД.
В 1927 году Габриэль решила изменить декор своего ателье в Париже. Доселе оно практически ничем не отличалось от своих собратьев, но Шанель не была бы Шанель, если бы не поменяла не только моду, но и место ее создания и демонстрации. В итоге не осталось ни одного человека, которого не впечатлил бы новый интерьер. Она создала роскошный авангардистский «футляр» для своих коллекций на втором этаже дома 31 по улице Камбон — салон со стенами, целиком обшитыми зеркалами, бесконечными зеркалами, которые повторяли отражения ее собственной фигуры и фигур манекенщиц. Она также придумала перекрыть зеркалами, отражающими и беспрерывно множащими картину, лестницу — своего рода позвоночник всего здания, начиная с бутика в бельэтаже. Так она могла, оставаясь незамеченной, наблюдать в зеркалах то, что происходит, видеть манекенщиц, выражение лиц посетителей, клиентов и журналистов. Сами дефиле Габриэль проводила, в отличие от коллег, без музыкального сопровождения, без декораций, а платья просто нумеровала.
В том же году развелись близкие друзья Габриэль — Мися и Хосе Мария Серт. Случилось это не вдруг: уже в 1925 году Серт познакомился с Русудан (Изабель) Мдивани, прекрасной грузинкой девятнадцати лет. Знакомые называли ее Руся. История семьи Мдивани в эмиграции весьма примечательна. Братьев Руси называли «женящиеся Мдивани», так как они постоянно женились на богатых женщинах, разводились с ними, находили новых богачек и снова женились. Называли они себя «князьями», хотя таковыми не являлись. Титул семье принес младший сын Алекс. Оказавшись в эмиграции, он просто попросил о соответствующей справке премьера независимой Грузии Ноя Жордания, который тоже эмигрировал в Париж. Тот отказал. Зато не отказал помощник президента. Отец новоявленных князей часто шутил, что, вопреки обычаю, получил титул от детей. Сыновья представлялись американкам принцами — «Prince», что обозначает и принца, и князя. Женщины были в восторге.