Ремонт в «Ла Паузе» продолжался год. Интерьеры, сад и принятый на вилле образ жизни восхищали гостей. Им ежедневно сервировали «шведский стол»; еда на нем не заканчивалась, поэтому многие только и делали, что перемещались от стола к столу. Обслуга на глаза гостям практически не попадалась. Такую задачу им поставила Шанель: поддерживать порядок, но оставаться невидимыми. Из ее заказов по оформлению дома стоит упомянуть лестницу, которая один в один походила на лестницу в монастыре Обазина. Туда даже отправился архитектор, чтобы на месте сделать точный эскиз. Конечно, гостям о лестнице рассказывалась очередная легенда — свое прошлое Габриэль прятала от посторонних глаз все тщательнее. Герцогу Вестминстерскому нравилось приезжать в «Ла Паузу», но фактически он провел там всего год, ведь в 1930 году, после его женитьбы, отношения с Шанель полностью перешли в разряд дружеских. Впрочем, и предыдущая пара лет уже была окрашена предчувствием разрыва: герцог изменял Габриэль чуть не в открытую, что она терпеть не намеревалась. Он пытался откупаться от нее дорогими украшениями: одно из них попросту полетело за борт яхты — от Габриэль таким образом откупаться было бесполезно. Тем не менее влияние герцога чувствовалось: именно с ним Габриэль начала носить драгоценности, часто сочетая их с бижутерией.
Лето 1929 года омрачилось трагическим для всего окружения Шанель событием: умер Дягилев. В августе Габриэль, герцог и Мися, страдавшая из-за разрыва с мужем, путешествовали на яхте. Однажды пришла радиограмма для Миси: Сергей Павлович просил ее срочно приехать. «Я умираю», — писал он. Герцог тут же приказал сменить курс и направляться в Венецию, где в отеле находился больной Дягилев. Он давно страдал от диабета, впрочем, не соблюдая предписаний врачей и не отказывая себе в привычном образе жизни. На сей раз перед глазами друзей предстало печальное зрелище: Дягилев был очень бледен, лицо исхудало, лоб покрыт каплями пота. Несмотря на удушающую жару, обычную для августа в Италии, его бил озноб. У изголовья дежурили Серж Лифарь и Борис Кохно. Подруги тут же созвали консилиум из врачей, которые слегка улучшили состояние больного. Мися решила остаться в Венеции, а Габриэль вернулась на яхту. Но долго она на ней не оставалась, попросив герцога возвращаться обратно в Венецию. Буквально за сутки случилось непоправимое: 19 августа, в день рождения Габриэль, Дягилев умер. Денег при нем не было, его друзья тоже сидели с пустыми кошельками. Мися истратила собственные средства на оплату врачей и медсестер. Не имея более денег, она шла закладывать свои драгоценности, чтобы иметь возможность похоронить дорогого Дяга. Навстречу подруге из порта бежала Шанель; в итоге именно она оплатила похороны.
На следующий день в предрассветном тумане от набережной отплыл кортеж из трех гондол. Первая — вся черная, украшенная золотыми крыльями по углам — перевозила останки маэстро. Во второй сидели Габриэль и Мися, обе в белом, как пожелал покойный. С ними — их общая подруга Катрин д’Эрланже, Лифарь и Кохно. В последней — пять православных священников, певших хором; волны разносили эхо их густых голосов. Скользя по волнам, кортеж достиг острова Сан-Микеле, где над розовой стеной, окружившей последнее пристанище венецианцев, взметнули свои верхушки старые кипарисы. Под ними выстроились в ряд кресты небольшого русского кладбища, ожидавшего прах Дягилева; позже здесь же обретет вечный покой и автор «Весны священной», а после него — Иосиф Бродский. Выйдя из гондолы, убитые горем Кохно и Лифарь собрались было проползти до вырытой ямы на коленях. Раздраженная Габриэль не позволила им этого сделать: «Прекратите паясничать!» Лифарь все-таки бросился в итоге в могилу и заменил запонки на рукавах мэтра на свои, дягилевские же хранил до последних дней своей жизни. Но Габриэль раздражало открытое проявление чувств на людях: она ненавидела выплескивать эмоции и не переносила, когда кто-то прилюдно выворачивал душу.