Кокон

Всего за несколько месяцев в семье Ван Лухань произошла целая череда несчастий. Отец повесился на резиновой трубке, мать спряталась в шкафу, старший брат все это время оставался в Пекине, и ей в одиночку приходилось склеивать разбитую вдребезги семью, ухаживать за повредившейся умом матерью, готовить и убирать, делать всю работу по дому. Обронив как-то раз талоны, она искала их на улице до темноты, но так и не нашла. Наутро пришлось набраться храбрости и идти на поклон к родственникам. В другой день выпало много снега, она раздобыла где-то тачку и пошла на угольную станцию за брикетами для растопки. На обратном пути у крутого спуска ее подстерегали двое парней. Одним из них был твой отец. Все это время он не давал ей прохода, твердил, что хочет отомстить. Они опрокинули тачку. Брикеты высыпались, покатились по холму, утонули в снегу. Парни еще потоптались сверху и с довольным видом зашагали прочь, а Ван Лухань пришлось собирать расколотый уголь и складывать его обратно в тачку. И тут появился мой папа, опустился на корточки и принялся помогать. Все это время он следил за ней издали, как преданная, но бесполезная тень. И когда ее обижали, он был не в силах помочь, лишь стоял вдалеке и смотрел. Опустив голову, Ван Лухань сказала: ступай, это не твое дело. Тебе ведь нельзя пересекать черту.

Ему действительно не следовало пересекать черту. Но где проходит эта черта? На первый взгляд между ними была пропасть: ее отец покончил с собой, чтобы избежать наказания, мать сошла с ума, семья Ван Лухань обратилась в прах. А его семья по-прежнему вела благополучную жизнь. Но на самом деле они оба были детьми преступников. Мой дедушка никогда бы не признался, но папа все равно знал, что он замешан в преступлении. Разница была в том, что папе приходилось притворяться обычным человеком. Он говорил, что это ощущение не из приятных: ему было тяжело рядом с одноклассниками, его тревожил их пылкий восторг, папа боялся, что однажды его выведут на чистую воду. И постоянно видел один и тот же кошмар: они повесили ему на грудь табличку и потащили по улицам Наньюаня, потом привели на спортплощадку и заставили подняться на помост. Домой идти тоже не хотелось, там он задыхался от духоты. Отец его все время молчал и хмурился. Мать украдкой плакала, потом хваталась за Библию и повторяла: Господи Иисусе Христе, будь милосерден. Казалось, она тоже не очень-то верит в Бога, раз вынуждена так часто и так громко твердить свои молитвы. А брат как будто ничего не слышал, сидел у настольной лампы и сосредоточенно читал. Он был всего на два года младше, но оставался наивным, точно маленький ребенок. Конечно, это могло свидетельствовать и о том, что он просто раньше времени повзрослел. Семья садилась ужинать за квадратный стол, каждый, опустив голову, молча копался в своей чашке, в комнате стояла пугающая тишина, был слышен только громкий хруст челюстей, как будто люди за столом вгрызаются друг другу в кости.

Папа ответил Ван Лухань: я знаю, что ничем не могу помочь. Но рядом с тобой я чувствую себя спокойнее.

Выходя из подъезда, Ван Лухань скользила взглядом по одному из окон на втором этаже. Она знала, что мой папа сидит у этого окна и ждет, когда она выйдет. Она медленно шла по улице, и скоро он появлялся за ее спиной, сопровождал Ван Лухань на рынок, в лавку с зерном и маслом, в комиссионный магазин. Он всегда держался на расстоянии, со стороны казалось, будто каждый из них идет по своим делам. Иногда она специально ускоряла шаг и заскакивала в какой-нибудь переулок, чтобы избавиться от него. Поначалу он терялся, но потом привык, стал забегать вперед коротким путем и ждать ее. Завидев его, она уже не удивлялась и проходила мимо, будто его нет. На обратном пути все повторялось: держась поодаль, он шел за ней до самого дома, пока она не скрывалась в подъезде.

Так и продолжалась их тайная дружба. Но однажды Ван Лухань отправилась на свободный рынок у городского канала и навстречу ей вышел твой отец с двумя приятелями. Они схватили Ван Лухань, связали ей руки за спиной, а на голову натянули старую вязаную шапку. Шапка закрыла лицо, из-под нее ничего не было видно. Ухватив ее за косы, они раскрутили ее вокруг собственной оси. Неизвестно, сколько она так крутилась, наконец косы растрепались, а вокруг сделалось очень тихо, парни как сквозь землю провалились. У Ван Лухань страшно кружилась голова, на нетвердых ногах она побрела вперед, надеясь упереться в дерево, но под ногами вдруг разверзлась пустота, она потеряла равновесие и кубарем покатилась вниз. Уходя под воду, Ван Лухань слышала, как мой папа выкрикивает ее имя.