Кокон

Ночной ветерок зашуршал бамбуком у стены. Цзяци, ты еще винишь меня? – спросил Инь Чжэн. Я взглянула на него, переспросила: что? Нет, ничего. Я подлила себе вина. Притормози немного, сказал Инь Чжэн. Но я не послушалась, тогда он тоже выпил. Надеюсь, я тебя не ранил. Ты знаешь, я очень переживал. Я кивнула и выпила еще. Инь Чжэн крикнул, чтобы нам принесли новую бутылку. Пришел официант, выкрутил пробку, разлил вино по бокалам и удалился. Глядя ему в спину, я качнула головой и процедила: я одно не пойму, почему же с той девушкой ты не переживал? Инь Чжэн смотрел на меня, по его лицу растекалась странная усмешка. Я все-таки бросилась в атаку и швырнула ему этот засевший в сердце вопрос. Он отнюдь не утратил своей мощи и вышиб землю у меня из-под ног, едва я успела договорить. Гордость снова разорвало на мелкие кусочки. Я ждала, когда Инь Чжэн что-нибудь скажет, меня спасли бы любые слова. Но он разглядывал бамбук, пил вино и молчал.

Мы долго сидели в тишине, и когда я решила, что этот вечер так и закончится молчанием, Инь Чжэн выпрямился, положил руки на стол и заговорил: Цзяци, кое о чем я тебе не рассказывал. Мы с твоим папой были не друзьями, а скорее врагами. Когда создавалось поэтическое общество, мы с ним сражались за пост председателя, оба молодые, амбициозные, с огромным самомнением, и ни один из нас не хотел уступать. Некоторые студенты поддерживали его, другие меня, наши группировки вели непримиримую борьбу. В конце концов эта борьба меня всерьез утомила и я решил выйти из общества. Твой папа стал председателем, у него была настоящая страсть к лидерству и собственная философия, которую он насаждал среди остальных членов. Стихи стали своего рода властью, чем-то вроде религии. Инь Чжэн глубоко вздохнул: я не должен судить твоего папу, ведь ты уважаешь его как никого другого. Я тоже его уважал, иначе не испытал бы такого разочарования. Мне было немного грустно, когда он бросил писать. Дело даже не в том, что я лишился достойного соперника, просто я понимал, как ему больно, ведь он во всем стремился быть первым. Никто не знал, что произошло, но талант дается человеку Богом, и Бог в любой момент может его забрать. Конечно, твой папа с этим бы не согласился, он говорил, что у него просто пропала охота писать, что это занятие кажется ему бессмысленным. Оставшись работать в университете, он все силы отдавал преподаванию и науке. Должен признать, он был очень талантлив, преуспел и в научных занятиях, наш руководитель, профессор Сунь, всегда его выделял, считал своим преемником. Но и профессор Сунь оказался жестоко разочарован: его любимый ученик предпочел науке продвижение по служебной лестнице. Твой папа считал, что его последняя публикация не получила должного признания, а окончательно его подкосила сорвавшаяся поездка в Штаты по научному обмену. Он стал помогать декану в административной работе, и тот решил сделать его своим заместителем. Судя по всему, твой папа не умел бороться с неудачами, быстро опускал руки, бросал намеченную цель и брался за что-нибудь новое. Вскоре из-за ссоры с деканом он и на карьеру махнул рукой. В то время он отличался весьма радикальными взглядами. Узнав о них, декан был очень недоволен, и, естественно, пост заместителя ему не доверили. Вскоре твой папа уволился. Вот так этот яркий, амбициозный, талантливый человек исчез из нашего круга. Потом мне говорили, что он уехал в Пекин, стал заниматься бизнесом, разбогател. Я ни капельки не удивился, правда. Мне казалось, у него будет получаться все, за что бы он ни взялся. А потом я узнал о той аварии… Я был потрясен, долго не мог поверить. Когда он уезжал из Цзинаня, я чувствовал, что наши счеты не кончены и однажды мы еще увидимся. Поэтому, встретив тебя, я подумал: надо же… Я не собирался тебя обманывать, просто считал нужным умолчать о некоторых некрасивых эпизодах, скрыть их от тебя.

Я сказала: ты не хотел говорить, что только один из вас был хорошим человеком, боялся поставить меня перед жестоким выбором? Он покачал головой: нет, просто мы оба не были хорошими людьми, вот и вся жестокость. И на свете вообще нет так называемых хороших людей. Он взял мои сигареты и закурил.